Неспособность любить

Он не желал ей зла, так сложились обстоятельства.

Теперь ему нужна была веревка, он не хотел заново переживать то же самое.

Продавщица в магазине оказалась незнакомой, прошлым летом он ее не видел. Девушка заулыбалась ему, он кивнул в ответ.

Полки были заставлены всякой всячиной. Веревка тоже была, но Данила неожиданно передумал. Черт его знает, как потом все обернется, веревку могут идентифицировать, а продавщица вполне способна его запомнить. Молодая девушка поглядывала на него с большим интересом.

В багажнике лежал разводной ключ. Тоже оружие.

Он не мог оставить Нику в живых и понимал это еще до того, как она полезла в кафе, где его видели с Лизой. Ника одна знала, что у него было снотворное. Не считая мертвой медсестры, конечно. Правда, Ника обещала молчать, и он ей верил.

Но не сейчас, так потом она все-таки могла проговориться. Ника была его постоянным страхом, и он был обязан этот страх ликвидировать.

Ситуация его просто поторопила.

Данила еще раз осмотрел полки и попросил бутылку воды. Пить не хотелось, но он сделал пару глотков прямо в магазинчике.

Пока шел к машине, мимо никто не проехал. Хорошее место, безлюдное.

Конечно, летом машины снуют чаще, но сейчас, слава богу, не лето.

Хотел сразу открыть багажник, но потом взялся за заднюю дверь, чтобы еще раз взглянуть на Нику, и тупо замер у раскрытой двери.

Ники в машине не было.

То, что крутилось в его голове, могло быть просто приступом паранойи. Федор очень хотел, чтобы это и было приступом паранойи, но упрямо ехал по маршруту, проложенному навигатором.

Гипотеза была зыбкая, ненадежная. Жаль, другой не было.

Он много раз звонил Даниле, и столько же раз телефон не отвечал.

Он звонил Нике, замирая, и опять бросал ненужный телефон на соседнее сиденье.

К счастью, больших пробок не было. Федор съехал с трассы на дорогу, ведущую к дачным поселкам, остановился, прижавшись к обочине, внимательно посмотрел на электронную карту.

Треугольный участок леса лежал справа. Участок окаймляли дороги. Сначала хотел объехать лес, потом передумал, направился сразу к Данилиной даче.

От того, что он может больше не увидеть Нику, становилось пусто и начинало подташнивать.

Сейчас казалось невозможным, что еще недавно он совсем о ней не думал. И невозможным казалось, что он когда-то ждал свиданий с Настей, как величайшего счастья.

Думать надо было о чем-то другом, но он больше всего жалел, что не успел сказать Нике, как сильно она ему нужна. Что ему пусто без нее, печальной, умной и необходимой. Ему необходимой, Федору.

Когда-то давно она его раздражала. На Сашкином дне рождения юная жена Кирилла смотрела на мужа, как на божество, кидалась исполнять его прихоти и светилась непонятной и раздражающей радостью.

«Принеси сигареты», – приказывал Кирилл, и жена кидалась за сигаретами. Еще за чем-то кидалась, и еще за чем-то. Федору было противно на это смотреть.

Железные ворота показались неожиданно. Он остановился, прошел через калитку, расположенную вплотную к воротам.

– Здравствуйте, – закивал появившийся откуда-то азиат-сторож. Сторож был неопределенного возраста и, улыбаясь, демонстрировал золотые зубы.

Федор лет сто не видел золотых зубов.

– Здравствуйте, – вежливо кивнул Федор.

Азиат принялся отодвигать засов на воротах, Федор вернулся к машине, въехал на территорию поселка. Нужный дом он нашел сразу, секретарша Данилы сделала хороший чертеж, точный.

Пока ехал к дому, заметил на территории поселка только одну машину. Из светлого седана мужчина в распахнутой куртке вытаскивал какие-то сумки. Рядом стояла женщина, недовольно обернулась на машину Федора.

Темного джипа не было.

Висячий замок на воротах был небольшой, но сорвать его Федору было нечем. Он подтянулся, перекинул ноги через забор, спрыгнул. Если соседи позвонят в полицию, замучается отмываться.

Двор был покрыт ровным осевшим снегом. За последние теплые дни снег подтаял, наст хорошо держал Федора, провалился он только дважды, у самого дома.

Здесь давно никого не было. Наверное, несколько месяцев.

Он все-таки обошел дом, понимая, что только зря теряет время. Навалилась слабость, тупая, противная. Федор сел на заснеженное крыльцо, не понимая, что делать дальше.

Какая-то птица, черная, поменьше вороны, опустилась на снег прямо перед ним. Походила, лениво каркнула, улетела.

Федор достал телефон, посмотрел на него и, ни на что не надеясь, мизинцем принялся набирать текст. Текст был короткий: «Тронешь ее хоть пальцем, убью».

Эсэмэска дошла до Данилы быстро, почти мгновенно.

Ответного звонка Федор не ждал, и телефон не зазвонил.

Потом он объехал треугольный участок леса. Блестел мокрый асфальт на дороге, попадались редкие машины.

В конце концов остановился перед поворотом к трассе, чувствуя тот же тупой ступор, как у мертвого Лизиного тела.

И тогда заметил джип, который искал.

Времени на растерянность у Данилы не было. Он оглядел дорогу, лежалый снег перед разросшимися у самого асфальта кустами, стену деревьев за ними.