– Здесь?! – у него не было слов. – Но здесь только утки да кабаны, как же ты...
– Они ничем не хуже большинства людей...
– Я готов согласиться, что лучше многих, – разговор начинал его тревожить все сильнее, на смену первой радости пришло предчувствие беды, – но это не место для женщины... Ты уже не единожды пыталась бежать от себя, разве это помогло?
– Нет, – согласилась она, – не помогло.
– Лупе, – граф говорил быстро, комкая слова, словно боясь, что не успеет, – Лупе, возвращайся. Я все время думал о тебе... Когда я узнал, что ты была в Мунте, что мы разминулись только на несколько дней, я чуть с ума не сошел. Почему-то подумал, что ты вернулась в Белый Мост. Я был там, но там только кошки и летние свечи. Я надеялся найти тебя в Гелани, и вдруг такое чудо... Я ведь люблю тебя, я это понял уже давно... Помнишь, как мы прощались у Симона? Ты ведь тоже? Правда ведь? Ты сейчас свободна, Глео погиб, война кончена, впереди все новое. Настоящее. Давай вместе забудем то, что было...
– Нельзя, – она сказала очень тихо, почти прошептала, но Шандер осекся, словно налетел на невидимую стену. – Нельзя, Шандер... Мы потеряли друг друга, когда расстались прошлой осенью, – она задумчиво накрутила на палец легкую пепельную прядку. Мы действительно почти полюбили друг друга... Меня мучило, что я замужем, что я тебе не ровня, но я была влюблена, я даже осмелилась на Большой Расклад, и сказали мне, что у нас может быть будущее... Но «может быть» не всегда становится «есть»...
Долго рассказывать, что со мной было. Ты погиб – это было известно всей Гелани. Я ушла из города, встретила... Нет, это потом... Мы дрались с годоевскими убийцами, я, и Хозяин пущи, и другие, мы помогали Рыгору и его людям. А потом появился Луи... Я тебя уже оплакала и не думала, что что-то может еще быть... И не было бы, если бы не смерть, которая торопила нас... Шани! Я полюбила Луи... Родольф, он был моей выдумкой, ты – мечтой, а Луи... Он стал для меня... всем.
– Понимаю, – кивнул Шандер, кусая губы, – то, что я слышал о нем... Он был достоин тебя... Ты права, любовь всегда права... Но ты не можешь здесь оставаться! Я готов стать твоим другом. Клянусь, я больше тебе ничего не скажу, пока ты не успокоишься... Я могу долго ждать... Если нужно, всю жизнь.
– Зачем, – она подняла глаза, – у тебя еще все случится... Я тоже думала, когда узнала про тебя, что это конец... Но конца, пока мы живы, быть не может. Просто у тебя теперь своя дорога, а у меня своя.
– Нет, у нас одна дорога! Проклятый меня побери! В Гелань или, еще лучше, в мои владенья. Я не дотронусь до тебя, я даже приезжать туда не буду, если ты не позволишь. Но я буду за тебя спокоен! Буду знать, что ты есть, что тебе ничего не грозит.
– А мне и так ничего не грозит, – улыбнулась Леопина, – все, что могло со мной случиться, уже случилось, и ни ты, ни кто другой ничего не изменит...
– Но не можешь же ты жить одна, в лесу?
– Могу. Только это я сейчас и могу, Шани... Не знаю, что бы было, если бы ты застал меня в Мунте. Сердце, оно ведь непредсказуемо. Счастье это нам бы вряд ли принесло, но без счастья живут почти все. Может, я и пошла бы с тобой, просто чтобы куда-то идти... Но тебя не было, и я решила...
– Но... разве тут есть циалианская обитель? Или ее будут строить?
– Нет! Пока я жива, ИХ, – она произнесла это с неожиданной яростью, – здесь не будет! Шани. Я больше не человек. Кэриун... Не знаю, тебе Рене или Роман рассказывали?
– Да, – он медленно кивнул.
– Тогда ты поймешь... Кэриун позвал меня, и я согласилась. Прежняя Хранительница топей погибла, и ее заменила я. Даже захоти я теперь все изменить, это ничего бы не значило. Я привязана к Кабаньим топям, я их часть, а они – часть меня... Я – Хранительница, Шани. Причем ставший Хранителем человек, в отличие от эльфа, не может покинуть места, которому он дает обет... наверное, мне не следовало с тобой встречаться, но ты должен понять, что я – прошлое. Твоя жизнь теперь намного короче моей, и ты не должен ее тратить, догоняя вчерашний день. Для тебя меня нет, пойми это и прими...
– Нет! – крикнул Шандер.
– Да...
Рене пошевелил губами, продолжая в мыслях разговор с женой, и быстро прошел к Его Святейшеству.
Феликс принял герцога более чем официально, и причина была очевидна – рядом с архипастырским креслом с видом оскорбленной в лучших чувствах добродетели стояла Ольвия, предусмотрительно закутанная в скромную темно-серую одежду, а три резных седалища у стены занимали Максимилиан, духовник Ольвии Назарий, какового она притащила с собой в Святой город, и какой-то незнакомый Рене клирик. Что ж, пить, так пить... Рене отвесил пастырям полагающийся по канонам поклон и почтительно поцеловал перстень с изумрудом, решив про себя, что если церковники станут уж слишком наседать, он, Рене, прощаясь, «нечаянно» оговорится и поклянется Великими Братьями, дав понять, что Эланд отнюдь не является вотчиной Церкви Единой и Единственной.