Несравненное право

Илана одернула черный с серебряным шитьем мундирчик, несколько тесный в груди, и, подумав, расстегнула верхний крючок, выпустив на волю кружевную фронтерскую рубашку. Очень хорошо! И никаких драгоценностей не надо, только ее удивительные медные локоны и оправленный в серебро кинжал.

– Я готова! – возвестила она, сияя глазами. Сердце Шандера сжалось от жалости, когда он представил ее возвращающейся, но герцог ничего не сказал, а только учтиво придержал дверь.

... Рене сидел за столом в небольшом угловом кабинете, когда-то принадлежавшем Бернару. Илана, бойко переступившая порог, неожиданно оробела, а Рене смотрел на нее загадочными голубыми глазами. Внезапно она поняла, что произнести вслух столько раз проговоренные про себя слова безумно тяжело. Император, видимо, это понял и пришел на помощь.

– Ты хотела меня видеть? Я тоже, но как-то не получалось... Дело в том, что нашлись твои рубины и я хочу их тебе вернуть, – он открыл бюро черного дерева и вытащил плоский ящичек. – Тиберий хотел их присвоить, не удалось. Вот они.

Ланка с восторженным писком, вызванным как нежданным обретением утраченного, так и тем, что Рене вернул рубины не Герике, а ЕЙ, откинула крышку. Темно-красные огни по-прежнему завораживали, манили причудливой игрой и, казалось, жили своей собственной жизнью...

– Я почти забыла, какие они, – прошептала Илана.

– Изумительное зрелище, – подтвердил Рене, – изумительное, но пугающее. Я понимаю, почему Герика от них отказалась...

– Герика? Отказалась? Ах да, она же мне их подарила в Гелани...

– Она и сейчас отказалась, – удивленно уточнил Рене, – когда Шандер нашел эти камни в тайнике у Тиберия и узнал их, он привез их Герике... Хотя, если они действительно принадлежали Циале, Церковь была бы счастлива их заполучить...

– А Герика? – прошептала Илана.

– Она их отчего-то боится, – неохотно пояснил Рене, – хотя вообще-то она не из робких...

Илана вздрогнула не столько от его слов, сколько от интонации, с которой Рене произнес имя соперницы. Все было кончено, он действительно любил тарскийку. На всякий случай, чтобы продлить агонию, она спросила:

– Ты ее очень любишь? Почему?

– Не знаю, – он задумался, – но это навсегда, и ты... – закончить он не успел. Илана с грохотом поставила шкатулку на стол.

– Я думаю, лучше отдать эти драгоценности циалианкам. Они действительно имеют на них все права. Надеюсь, это будет достаточным вкладом для вступления в их сообщество?

– Ты хочешь уйти в монастырь? – Рене явно опешил. – Но я так понял, что... Но ты слишком молода, у тебя впереди целая жизнь...

– Ваше Величество, – голос женщины был тусклым и невыразительным, – мне надо замаливать грехи. И свои, и чужие.

– Какие грехи, да никто тебя ни в чем не винит. Ни я, ни Герика...

Это было уже слишком!

– Вы, может, меня и не вините, – в ее голосе послышались те же нотки, что и тогда, в Оленьем Замке, – но я-то вас ненавижу! Ненавижу! Вы отняли у меня все, а теперь пытаетесь меня купить этими камнями и всякими глупостями... Да будьте вы оба прокляты, – она вихрем вылетела из комнаты, но еще успела услышать последние слова Рене:

– Будь по-твоему. Я сегодня же отошлю камни циалианкам...

2230 год от В. И. 24-й день месяца Зеркала. Святой город Кантиска

– Ну, что ж, добрый путь, светлая дорога!

Роман поставил чашу на поднос.

– Странное чувство, обычно уходил я, а другие оставались....

– Ты можешь не уходить. – Рене Аррой улыбнулся. – Я был бы этому рад... мы были бы рады...

– Не могу, я должен побывать на могиле отца и вернуться в Убежище вместе с Эмзаром, где он объявит меня главой Дома Розы и своим наследником. Глава Дома... Глава самого себя! Больше не осталось никого, – Роман взглянул на черное кольцо, – разве что Геро. Ведь она теперь мне сестра. Настоящая сестра...

– Я знаю, что она носит знак Лебедя, – кивнул Рене, – я не знал Астена. Жаль.

– Жаль, – повторил Роман, – но отца больше нет, так же, как и Уанна. И что-то мне не верится, что я надолго задержусь в Убежище. Весной я вернусь в Мунт...

– Слово чести? – император смотрел так же пристально и серьезно, как некогда в таянском монастыре святого Эрасти.

– Слово чести, – подтвердил Роман и, заметив, что Рене поднялся, покачал головой:

– Не провожай меня, провожать того, кто возвращается домой, плохая примета. По крайней мере, когда-то была таковой...

– Хорошо, не буду, – согласился Рене, – смотреть вслед уходящим, что может быть горше...

– Разлука всегда действует угнетающе, друзья мои, – сообщил Жан-Флорентин.

– Воистину, – эльф громко, слишком громко рассмеялся и, не оглядываясь, вышел.