Несравненное право

Эмзар и Клэр уже были в седлах. Солнце еще не взошло, на траве и цветах лежала роса, с реки тянуло мятой. Три всадника и одна неоседланная кобылица видениями из прекрасного девичьего сна проплыли по сонным улицам. Малахитовые ворота медленно и торжественно распахнулись, эльфы понеслись навстречу ясному осеннему рассвету. Ехали молча, каждый думал о своем. На обычно отрешенном лице Клэра застыло сосредоточенное выражение, видимо, художник в нем все же не умер окончательно, и когда отступила война, голову Рыцаря Осени заполонили пока еще смутные образы. Эмзар сосредоточенно смотрел вперед. В голубых глазах короля Лебедей не было ни радости победы, ни покоя, а лишь мучительная попытка понять нечто очень важное. А Роман, Роман вспоминал последний разговор с Герикой. Они оба были слегка пьяны. Роман отложил гитару и вышел на галерею, и тут чья-то ладонь легла ему на плечо, и эльф невольно вздрогнул. Обычно он чуял чужое присутствие, но Герика подошла тихо, как рысь, а он слишком замечтался.

– Почему, Роман?

– Что «почему»?

– Почему ты сделал это?

– Но это же очевидно, – эльф слегка улыбнулся, – чтобы помочь девочке.

– Но, Рамиэрль, – тарскийка присела на узенький диванчик, – я же не спрашиваю, как и для чего, это и так понятно. Ты знал, что музыка и танец открывают глаза самым незрячим, а то, что ты сделал с горскими мелодиями... Вы долго готовились. Научить орку эльфийскому искусству, вместе с тем оставаясь самой собой. Тебе пришлось потрудиться.

– Это было интересно, а Криза способная ученица.

– Более чем, – кивнула подруга Рене, – я думаю, скоро то, что теперь называется оркскими танцами, покорит всю Арцию. Разумеется, если Криза не станет танцевать только для Уррика... Но я спрашивала не об этом. Почему ты ее отдаешь?

Он постарался удивиться, но сам понял, что ничего не вышло. В неистовом свете осенней луны лицо Герики казалось старинной иконой. Они помолчали, а потом Роман тихо сказал:

– Я испугался... Сейчас я еще могу уйти. У меня останется память о боли, которая станет светом.

– Но откуда ты знаешь, что ей дороже – лицо Уррика или твое сердце? – Герика говорила печально и недоуменно. – Ведь она увидела это лицо, когда оно было лишь твоей маской...

– Потому я и ухожу, что она не знает и потому примет то, что ей оставлено. Я делаю этот выбор за нее, а выбор – это самое страшное, что может быть...

– Нет, Романе, – та, что была Эстель Оскорой, покачала головой, – самое страшное, это когда выбирают за тебя для твоего же блага.

– Странный у нас разговор, Геро. Наверное, я все же пьян.

– Ты не пьян, Роман, вернее, не так пьян, чтобы не понимать, ЧТО ты сделал, но ты так и не сказал почему?

– Почему? Это очевидно, Геро. Так будет лучше для всех. Они с Урриком будут счастливы, а я, я буду спокоен. Бессмертные должны любить лишь бессмертных, Герика, или же не любить вообще, потому что страшно идти по вечности со сгоревшим сердцем. Счастливы смертные, которых миновала чаша сия.

– Ты прав. Роман, что боишься... Я бы тоже боялась...

Над далеким лесом поднималось солнце, горизонт был ясен и чист. В Эланде уже шумели злые холодные дожди, а здесь осень давала о себе знать лишь тяжестью плодов и ягод, в этом году небывало густо усыпавших ветви, да редкими алыми и золотыми прядями, вплетенными в сочную, густую зелень. Эльфийские кони легко бежали по проселочной дороге, все дальше и дальше от Святого города, от забитого людьми и повозками тракта, от закончившейся войны...

2230 год от В. И. 26-й день месяца Зеркала. Святой город Кантиска

– Монсигнор, – слуга принял плащ и шляпу и распахнул тяжелую дверь, пропуская герцога таянского.

Илана была одна. Белое просторное платье и вуаль, прикрывавшая все еще неприлично короткие для циалианки волосы, не то что бы ей совсем не шли, но напрочь перечеркивали памятный Шандеру с юности живой и отчаянный образ. Герика из безнадежной овцы стала дикой рысью, Анна-Илана, похоже, изо всех сил старалась стать овцой. Впрочем, какое ему было до этого дело?

– Ваше Высочество хотели меня видеть.

– Да, Шан... герцог, – Ланка повернула к нему исхудавшее лицо, – когда вы возвращаетесь в Гелань?

– Завтра.

– Я хотела бы выехать вместе с вами.

– Ничего нет проще. Вы будете путешествовать в карете или верхом?

– В карете... – Шандер ее прекрасно понимал, праздное любопытство, с которым обыватели будут таращиться на дочь короля Марко и вдову страшного Годоя, перенести было бы трудно, но Ланка и карета...

– Мы выедем затемно, стража откроет нам ворота. Ночевать, видимо, будем уже в Фианге.

– Мой путь куда ближе, герцог. Я попрощаюсь с вами в Фей Вэйе.

– Там?!