– Так ведь не впервой киевскому князю додумываться, – напомнил боярин. – Всеслава в поруб засадить после крестоцелования он тоже додумался. И думал-то недолго.
– На родных братьев умышлять! – бушевал Святослав, сбрасывая на пол остальную утварь с недопитым медом и прочими угощеньями. – Да кто он такой! Я!.. Слышишь, Твердила, я, а не он, должен быть великим князем! Хотя и родился он раньше, но стольным Киевом владеет не по правде… Не по уму и не по чести!
Князь шагнул к боярину и сгреб за грудки.
– Скажи мне, Твердила, не его ли оплевала чернь, когда отказался он снова биться с половцами после Альты? Не его ли погнали как шелудивого пса? Не он ли потом навел на Русь ляхов, чтобы грабили и жгли? И кто одолел куманов в тот год – разве он?
– Изяслав слаб и сознает это, – промолвил Твердила Славятич. – Боится он тебя, князь. Оттого и в тайный сговор со Всеславом пошел.
Святослав вдруг успокоился. Разгладил рубаху на груди боярина, поглядел под ноги и перешагнул натекшую из корчаги медовую лужу. Сел на лавку в стороне от следов буйства.
– Подай-ка грамотку, – попросил он Твердилу.
Еще раз прочитав, сложил аккуратно послание в четверть и сунул за пояс.
– Откель она к тебе попала?
– Сию грамоту перехватил верный человек на митрополичьем подворье. Князь Изяслав списался с полоцким через владыку Георгия. Оное письмецо, верно, не первое. Да и не последнее.
– И митрополит туда же! – скрипнул зубами Святослав. – А что за верный человек?
– Он радеет о твоей пользе, князь, но имени просил не говорить.
– Чего это? – удивился князь.
– До поры до времени, пока не сядешь в Киеве.
Твердила приложил ладонь к груди и склонил голову.
Святослав задумался.
– И то верно. Ты, Твердила, тоже молчи пока что обо всем этом. Особо воеводе ни полслова! Знаю я его, начнет мне в душу кисель заливать… Нет, братец киевский, киселя больше не будет у нас с тобой! – прибавил он ожесточенно.
– Что велишь, князь? – осведомился боярин.
– Пришли ко мне писца. Да скажи на дворе, чтоб готовили гонца в Переяславль, к Всеволоду…
Князь отворил дверь на гульбище. В сени ворвался злой зимний ветер. На лицо упали крупные снежинки и мгновенно оставили после себя мокрые капли – так горячи были мысли в голове Святослава.
Первый снег. Рой белых мух. Последнюю зиму зимовать Изяславу великим князем в Киеве.
Святослав прикрыл гульбище и отправился в детскую светлицу.
Увидев князя, няньки и кормилицы расступились в стороны. В деревянной бадейке купали годовалого княжича. Младенца держали стоймя и поливали из ковшика, а он надрывался ревом. Княгиня Ода была тут же, с беспокойством следила, чтоб не утопили дитятю.
Князь двинул мизинцем – няньки оставили младенца Оде и гуськом вышли из клети. Святослав показал сыну козу. Дите изумленно умолкло и схватилось ручонками за его палец.
– Когда, княгиня, будешь писать к своей матушке? – спросил князь молодую жену.
– Я писать любую седмицу, муж, – отвечала Ода, потупясь.
Княгиня еще не твердо знала язык Руси. И совсем не умела, а может, не хотела облачаться по-русски. Носила привезенные с собой иноземные рубахи, а шитые здесь хоронила в скрыне. Платок вокруг головы повязывала на латынский манер. Украшений же вовсе не терпела, и самое завалящее очелье было ей в тягость. Святослав без одобрения смотрел на ее привычки, но терпел – сродница германского императора все же.
– В будущий раз отпиши матери: пускай передаст своему брату королю Генриху, что я исполню мое обещание.
Святослав произнес это небрежно, сам же в душе смаковал каждое слово.
– Какое обещание, муж?
Князь подхватил мокрого младенца и поднял высоко на вытянутых руках. Дитя залилось нежным смехом.
– Когда я брал тебя в жены, то обещал императору Генриху, что вот он, наш сын, будет князем киевским. Великий каган Руси Ярослав Святославич!
Рожица младенца сделалась удивленно задумчивой. Ода поспешила отнять дитятю у отца.
– Великий кнес сей же час обгадит тебя, муж.
Она посадила сына на глиняный горшок, расписанный желтыми цветами.
– Это так? – спросила затем княгиня, заглядывая сбоку на Святослава. – У тебя, муж, четыре старший сын. Зачем их обойти? Они стать ненавидеть наш дитя.
– Это так, – покивал князь. – И об этом тоже отпиши. Пускай знает Генрих, на что я иду и чего лишаю своих сыновей ради его внука.
– Не внука. – Ода решительно помотала головой и стала подыскивать слова: – Племянного… двоеродного…
Святослав помог ей:
– Двоюродного внука. Генрих не станет смотреть на эту разницу, – заверил он жену и перешел к делу: – Мне нужно, чтобы император убедил польского Болеслава не привечать у себя Изяслава и не помогать ему ничем.
– Зачем не привечать? – озадачилась Ода. – Твой брат пойдет к Болеславу в гость?
– Нет, – усмехнулся князь, – Изяслав прибежит к нему побитым псом. Ему больше некуда будет бежать.
Княгиня окунула младенца в воду, обсушила пеленой и, закутав, уложила в колыбель.
– Почему так? – спросила она. – Зачем бежать? Я не понимать тебя, муж.
– Тебе и не нужно ничего понимать. Просто отпиши, как я сказал.