Так же бесследно, вместе с канувшим товаром, у Душила пропала охота быть купцом. Новгород, с его обилием торговых людей, обозов и лабазов, купецкой удали и лукавства, ореховой скорлупы на улицах, вдруг стал тяготить храбра. Ему стало скучно. А скука для храбра – все равно что рогатина для разбуженного среди зимы медведя. И злит, и шкуру дырявит. Только у храбра вместо шкуры дырявится душа, и от этого делается так больно, что свет меркнет в глазах.
Храбры бывшими не бывают. Вот и гривну забыл снять с шеи, когда порывал с княжьей службой в Киеве.
Породив эту мысль, Душило утвердился за столом и стал бражничать, не жалея себя. Три дня пил крепкий ставленный мед. Вокруг кто-то все время мельтешил и мешал ему. В ответ Душило предпринимал какие-то действия, но не мог осознать, какие именно. На четвертый день в результате оных действий сломалась скамья, на которой он сидел. А перед глазами возникло смутно знакомое лицо с пегой козлиной бородой и рыхлым носом. «Где-то я его видел», – подумал Душило и пересел на другую скамью.
– Доброго здоровья, купец, – сказало лицо и щелкнуло орехом в зубах. Плюнуло скорлупой на стол. В Новгороде лесные орехи лущили как подсолнушное семя в Киеве.
– Не купец, – с тоской ответил Душило. – Чужие сани меня укатили.
– Ага, – ухмыльнулся рыхлоносый, – укатали сивку горки. Ока-атистые горки, – потянул он в насмешку и забросил в пасть новый орех.
– Где я тебя видел? – спросил храбр, старательно вглядываясь.
– Ты ж в одном ряду со мной торговал. Домагост я Мирошкич.
– Ну и чего тебе надобно, Домагост Мирошкич?
– Много пьешь, купец. Окривеешь от столького меда.
– Тебе что за дело? – рассердился Душило и поднял корчагу, чтобы стукнуть о стол.
– Тихо-тихо. – Домагост перехватил корчагу и убрал подальше. – Сильно зашибчив ты, как я погляжу. Слыхал я про твою беду. Могу помочь.
Душило взял его за ворот одной рукой и подтянул к себе. Дохнул кисло-медвяным духом, отчего Домагост Мирошкич перестал жевать и недовольно скукожил физиономию.
– Товар найдешь?
– Найти не найду, а так, подсказать могу.
Душило отпустил его и молча ждал продолжения.
– Клин клином вышибают! – сообщил Домагост, наклонясь ближе. – Колдовством товар пропал, колдовством и возвращать надо.
Душило подумал.
– Попы не велят. Сказано в Писании – чародеев предавать смерти.
– А ты им не говори. Если колдун найдет твой товар, то за что тебе предавать его смерти? – хитро прищурился Домагост. – А если не найдет, тогда можешь прибить. Так и так – все довольны.
– Не все, – веско молвил Душило. – Если не найдет, я буду недоволен.
– Я тоже, – согласился новгородец.
– А ты-то с чего?
– Так ведь если товар найдется, ты мне из него четверть отдашь. За хорошую подсказку, – быстро добавил Домагост, видя, как набрякли гневом глаза храбра. – За очень хорошую.
Душило медленно поднялся и навис над ним, как мытарь над должником, упершись ладонями в стол.
– Я ведь еще не все рассказал, – торопливо уточнил новгородец, ужавшись и покраснев рыхлым носом. – Это не вся подсказка.
Так же медленно храбр опустился на скамью, не сводя лютого взора с пройдошливого купца.
– По рукам? – спросил Домагост Мирошкич, расправляя плечи.
– Черт тебя забодай, – от души пожелал храбр. – Согласен.
Новгородец широко улыбнулся и щелкнул в сторону пальцами. В тот же миг возле стола возникли двое корявых на вид простолюдинов. У одного рожа в красных буграх-просянках, у второго птичий нос и глаза смотрят в разные стороны.
– Послухи, – кивнул на них Домагост. – Если забудешь, они подтвердят уговор.
– Если твой колдун найдет мой товар, я отдам тебе четверть от него, – повторил Душило для послухов.
– Слышали? – спросил их купец.
Те согласно качнули головами и исчезли с глаз долой. Домагост, довольный собой, снова хрустнул орехом.
– Полдела, считай, сделано.
Душило поднял брови.
– Ах да, – спохватился Домагост. – Колдун. Не сомневайся, ему твое добро отыскать – что горшок каши съесть. К нему из Новгорода многие наведываются. Значит, так. Поедешь вдоль Волхова к Ладоге, верст восемь от Новгорода. Набредешь на селище, у нас его зовут Хутынь, а у колбягов – Руска. Там на отшибе, возле леса, живет колдун. Он из чуди, на нашей молви говорит худо, зато хорошо понимает. Дай ему пару кун, а дальше жди. И я подожду.
– Это все?
– Все.
– И за это – четверть?
– Ну начина-ается! – скривился Домагост, выплюнув скорлупу. – Вот так всегда. Никакой благодарности. А я ведь первый и единственный, кто к тебе жалость проявил!
Храбр растянул в улыбке половину рта и похлопал новгородца по щеке.
– Так, говоришь, могу придушить того колдуна, ежели товар не сыщет?
Домагост напрягся, деревянно улыбаясь в ответ.
– А с тобой мне тогда что сделать? – закончил Душило.
Он положил руки на стол, голову на руки и мгновенно заснул, выпустив на волю раскатистый храп.