Нестор-летописец

– А… за что? – Гавша был потрясен.

– За первородство. Это всем давно известно, кроме тебя, друг мой.

Левкий достал из поставца крохотные византийские ножницы и принялся подкорачивать себе ногти.

– И помирить их способен только один человек.

– Кто?

Гавша привстал от любопытства, глядя на греческое приспособление. Надо же, до чего додумались хитроумные ромеи – стричь ногти, как волосы. Свои ногти Гавша подравнивал остро заточенным ножом. Или просто обкусывал.

– Тот, кого ты так и не смог накоротко свести со Всеславом. Печерский игумен Феодосий.

– А зачем было сводить-то? – запоздало заинтересовался Гавша, вспомнив, как настойчиво Левкий советовал ему залучить князя в Берестовое и одновременно затащить туда Феодосия.

– Затем, – веско ответил комит. – Затем, чтобы отбить у Ярославичей охоту слушать этого монаха. Для Изяслава это стало бы последней каплей, он и без того гневен на Феодосьев монастырь.

– А для Святослава? – продолжал изумляться Гавша.

– Святослав… – задумчиво молвил исаврянин. – Черниговский князь не так прост, как киевский. И умом, и нравом… не прост. В душе сущий варвар, язычник, по уму же тянется к святости. Верно, он и сам себя не понимает.

– Где уж его нам понять, – ухмыльнулся Гавша, пытаясь подыграть Левкию.

– Вот ты и научишься его понимать. – Комит наставил на него палец с красиво обрезанным ногтем.

Гавша хотел было спросить «А чего сразу я?», но передумал. Княжьему огнищанину не по чину такие вопросы. Потом тяжко вздохнул – вспомнил, что больше он не управитель и хорошо, если возьмут опять в младшую дружину.

– А на кой мне это? – осторожно осведомился он.

– Да-а, лукавый царедворец из тебя не выйдет, – сказал комит. – Учу тебя, учу, а проку…

– Я же не отказываюсь, – обиделся Гавша. – Что ж сразу – «не выйдет»! Может, и выйдет. Я, может, в Царьград уйду. Что мне какой-то Чернигов. Глухомань!

– Давно ли ты хотел податься в лесные разбойники? – от души расхохотался Левкий. – В Константинополе на тебя, милый мой друг, наступят, раздавят, как вошь, и даже не заметят. Там ты будешь дикарь и варвар. Здесь хотя бы имеешь возможность приблизиться к князю. А для этого слушай меня.

– Ладно, – сурово ответил Гавша, оскорбленный смехом исаврянина.

– И не задавай глупые вопросы.

– Ладно, – прозвучало еще суровее.

– Значит, так, – сказал Левкий. Он подошел к двери, открыл и выглянул наружу. Снова запер, вернулся на место. – Наймешься в дружину к Святославу. Постарайся попасть князю на глаза, заговори о киевских делах. Особо скажи, что знаком с игуменом Феодосием и блаженным Антонием.

– А я знаком с Антонием?

– Да. И не раз с ним беседовал. Получил из его рук телесное исцеление и немало духовных советов. Намекни Святославу: несправедливо, что в киевской земле живут сразу два богоизбранных чудотворца, а у черниговского князя под рукой ни одного. Не по-братски сие. Изяслав мог бы и поделиться добром. Тем паче в Киев он возвращается миром, а не войной благодаря Святославу. Стольный град обязан черниговскому князю за то, что не подвергся разорению от поляков. Запомнил?

Гавша, шевеля губами, повторил про себя сказанное.

– Запомнил.

– Тогда иди.

– Погоди. Ну скажу я ему… может быть. Дальше-то чего?

– Увидим. – Исаврянин улыбнулся с загадочным, неприступным видом. – Я пришлю к тебе кого-нибудь… потом. Кто покажет тебе вот этот знак, – комит изобразил хитрое переплетение пальцев, – того слушай как меня. Даже если это будет раб.

Гавша попытался повторить знак, но пальцы не сложились как надо.

– Какое-то колдунское знаменье, – пробурчал он. – Ведьмы небось метят таким младенцев.

Левкий снова рассмеялся, на этот раз добродушно.

– Волхвы есть не только на Руси. Но в Византии они иначе зовутся.

– Ты – грецкий волхв? – Гавша с любопытством и с опаской посмотрел на комита.

– Я посвящен в тайны мироздания, – проникновенным голосом сказал Левкий. – С тебя довольно пока знать лишь это.

– Пока? –  недоверчиво переспросил Гавша.

– Знание нужно заслужить.

В вечерних сумерках бывший берестовский огнищанин миновал Копыревские ворота и повернул на черниговский шлях. В двух тороках он вез все свое нынешнее достояние – сотню гривен серебра и чуть меньше – золота. Прочее, чего не взвалить на одного коня, осталось в Киеве. К седлу был пристегнут лук с тулой, на бедре подпрыгивал меч. Под плащом посверкивала броня, отражая бледную луну. Гавша ехал рядиться в дружину черниговского князя.

Он гнал коня всю ночь и на рассвете проскакал мимо телеги, стоявшей обок дороги. Дерюга на возу зашевелилась, из-под края высунулась лохматая голова отрока. Несда долго смотрел вослед вершнику. Зевая, гадал, к чему на заре такая спешка. Наконец решил разбудить отца.

– Верно, гонец из Киева со срочной вестью.

– От Мстислава сейчас только одна срочная весть может быть, – хмуро сказал Захарья. – Чтоб беглецов из Киева не принимать.

– Нас выдадут на расправу князю Мстиславу? – спросил Несда.

– Как не так, – со злобой ответил отец. – Скажем, что едем из Моровийска. Нет. Лучше из Любеча. По торговым делам.

– По каким же делам, если у нас нет товара?