Кмети, переводя дух, подались немного назад, рассредоточились. Крайние стали заходить ему в спину. Душило отступил на шаг, сделал ложный выпад вбок и оказался возле тына.
– Утомились? – спросил он, будто заботливый дядька-пестун. – Упражняетесь мало. И кто вас только бою учит?
Едва договорив, он почувствовал резкую боль в левом боку. Душило опустил удивленный взгляд и увидел стрелу.
– Ты откуда же прилетела, стервь такая? – он попытался вытащить ее.
В плечо, под ключицу вонзилась вторая стрела.
– А, так вот это кто! – Душило увидел на другом конце улицы чудина Тукы с его половиной дружины. – И за что меня Изяславовы бояре не любят? – пожаловался он.
Чудин наложил на тетиву третью стрелу и стал целиться. Но с выстрелом опоздал. В голове у храбра полыхнула молния, просыпав искры. Он осоловело оглянулся, пошатнулся и плавно осел наземь. В тын гулко воткнулась стрела.
Один из отроков деловито наматывал ремень кистеня на цевьё. В конец ремня была вплетена свинцовая гиря. Прочие, обступив храбра, тыкали в него остриями мечей. Они были злы, но с полумертвым врагом сражаться все же неинтересно.
– Живой? – подъехал Мстислав.
– Что с ним сдеется, с эдакой тушей?
На лбу у храбра стремительно рос и наливался багрянцем рог.
– Вяжите его и везите на Гору, – распорядился князь. – Там киньте в поруб.
Половины дружины соединились. Чудин Тукы приблизился к Мстиславу.
– Хорошо я сделал, князь? Душило совсем разбуянился. Но я не хотел его убить. Ты не давал мне такого повеления.
– Хорошо, Тукы, хорошо, – похвалил его Мстислав.
– Куда теперь идем – в Гончарный яр? – спросил чудин, уставив на князя блекло-бесцветные преданные глаза.
Мстислав развернул коня. Ему расхотелось ехать на вечевую площадь и смотреть в мертвые лица тех, кого стаскивали туда для позора и зрелища.
– Я устал и доволен свершившимся, – сказал он. – Киевская чернь запомнит этот день. А нас на Горе ждет богатый пир. Вы заслужили доброе угощение, мои храбрые вои!
Кмети одобрительно зашумели, славя князя.
После ухода дружины улицы Подола огласились стенаньями и призывами к богам. Люди требовали у владык неба, земли и подземья отмщения жестокому князю за эту бойню.
Разбирая на вечевой площади и развозя по дворам тела убитых, насчитали их ровно семьдесят. Без счету остались умертвленные, которых не сволакивали к Торгу, и те, у кого забрали глаза.
Киевский люд проклял князя Мстислава и с того дня ожидал исполнения своего проклятия.
17.
Поп Тарасий ничего еще не знал об исходе дела и прибежал ко двору Захарьи, запыхавшись. Обдернул на себе рясу для приличия и стал бить кулаком в ворота. Отперли ему не скоро. Может, и не слышали его стуков. Во дворе ржали кони, кто-то кого-то бранил, и, перекрывая всех, орал младенец. Наконец Тарасия с опаской обозрели через щель и спросили, чего надо.
– С вестью я, – бодро ответил он.
Его впустили и быстро закрыли ворота.
– Мир твоему дому, – обратился Тарасий к купцу, опознав в нем хозяина. – Хотя и не мирные вести я принес.
Захарья самолично впрягал коня в телегу. Выруганный холоп укреплял колесную ось. На другом возке лежало завернутое в толстое одеяло дите и надрывалось от рева. У возка стояла кроха лет пяти, одетая по-дорожному, и тоже горько плакала.
– Но я вижу, моя помощь уже не понадобится, – оглядевшись, добавил поп Тарасий и пояснил: – Меня прислал Душило. Он беспокоится.
– Что бестолку беспокоиться, – неприветливо бросил Захарья. – Сам-то где?
– Пытается поговорить по душам с князем Мстиславом.
– От тебя, отче, какая помощь может быть? – прямо спросил Захарья. – В бега подаюсь, видишь. Старшого с собой возьму, женку с малыми к шурьевой вдове отправляю, там схоронятся.
Из дома показалась хозяйка в распахнутой вотоле, со сбившимся убрусом. Увидав незнакомого, охнула, стала торопливо наводить порядок в одежде. За ней холоп нес туго связанные узлы. Сгрузив их в телегу, он опять пошел в дом. Мавра взяла младенца и принялась укачивать, отчего дите пуще зашлось ревом.
– А сам куда думаешь ноги направить? – спросил Тарасий.
– В Чернигов. Там у знакомца постой попрошу.
– Как звать-то знакомца? Может, Душило тебя искать надумает?
– Нечего ему нас искать, – отрубил Захарья. – Лучше б мне его вовсе не знать.
– Напрасны твои слова, купец. Душило к тебе со всей душой… Ну вот, – поп усмехнулся, – прибаутка получилась. Душа-то у него большая.
– Вот-вот. Была б поменьше у него душа, не пропало бы без следа мое серебро… Да уйми же дите! – раздраженно крикнул он Мавре и направился в дом. На крыльце оглянулся. – Ступай себе, отче, не мозоль глаза. Не до тебя, ей-богу. Душилу передай: благодарствую за заботу, а мне от него ничего не нужно.
Поп Тарасий поправил на голове скуфью, показал козу плачущей Баске и пошел к воротам.
– Не нужно, так не нужно, – сказал он себе. – И то хорошо.
– Отче Тарасий!
К нему кинулся выбежавший из дома Несда.
– Не уходи, отче! – отрок схватил руку Тарасия и припал к ней щекой. – Пойдем с нами в Чернигов. Ты же хотел по Руси походить, города повидать. Я о тебе заботиться стану, как холоп твой. Рясу тебе и онучи стирать буду, калиги твои чистить…