Нестор Махно

Перекусив, они откланялись. Коробку взял Петр. В ней больше пуда весу, и переболевшему Барановскому, хотя он и на голову выше, такая ноша оказалась не под силу. К тому же он разглядывал то печальный памятник Гоголю, то какой-нибудь особняк с колоннами и лепкой, подсвеченный заходящим солнцем. Это было сейчас ни к чему, и Петр ворчал:

– Потом, Шура!

– После… не будет.

– Ты чо? – забеспокоился Соболев. – Пал духом? Так возвращайся! – и посмотрел на Сашку ледяными, молочно-голубыми глазами.

Тот смутился:

– Не-не, интере-есно. И мало ли. Не на свадьбу топаем.

Петр поставил коробку на землю, озирнулся. Напротив, у подъезда, сидел холодный сапожник, постукивая по каблуку. Какие-то бабы спешили с узлами. Никого подозрительного.

– Ребята соберутся славные, каленые, – зашептал Соболев на ходу, – и все же ты из них самый верный, Саня. Не идеям, нет. Свобода трудящихся от любого гнета для нас всех священна. А вот рука не дрогнет лишь у тебя. Дело-то мокрющее. Грандиозное, слышь! Метать снаряд будем вдвоем.

Барановский судорожно глотнул. Далеко ли кинешь такую тяжесть? Это верная гибель! Ну и что? Недавно чуть не окочурился от тифозной вши. Какая разница? И Петр на смертника не похож. Улизнем!

– А остальные?

– Те – охрана.

– Ну что ж, я готов, – согласился Сашка, польщенный тем, что даже не совсем выздоровевший ценится выше всех боевиков. Осторожный Соболев не сказал, что сегодня утром к нему пожаловал член левоэсеровского ЦК, осужденный большевиками за мятеж и с тех пор скрывающийся Донат Черепанов по кличке Черепок.

– Читал «Известия ВЦИК»?

– Нет. А что?

– На ловца, Петя, и зверь бежит. Вся верхушка диктаторов слетается вечером в особняк графини Уваровой, где раньше располагался наш цэка. Захватили, стервятники. Будет Ленин, Каменев, Бухарин, Ногин. Хватит тебе?

Соболев кивнул.

– Давай грохнем? Другого такого случая скоро не представится, – серые глаза Доната горели ненавистью, ноздри нервно вздрагивали. Галстук под белым воротом съехал на сторону. Петр слышал, что Черепок – юрист, чуть ли не профессор. Не чета ему, плотнику из артели. Но не сомневался: гость тоже крут.

– Подходы найдем? – лишь уточнил Соболев.

– Как свои пять пальцев. Мы там почти год заседали. Сад, лестница, балкон. Лучше не придумаешь. Вот гляди, – Донат взял карандаш. – Дом большой. Фасадом выходит в Леонтьевский переулок. Видишь? Тут охрана, и нам делать нечего. А вдоль Чернышевского переулка, Петя, идет забор…

Обсудив детали, договорились встретиться вечером, в восемь часов, когда собрание большевиков будет в разгаре.

– Деньги еще нужны? – предложил Соболев. – У нас касса миллионная!

– Не стоит дразнить Фемиду, – махнул рукой Черепанов. – Она хоть и слепая, а не любит самонадеянных…

С Тверской Петр и Сашка свернули в Чернышевский переулок. Прохожих почти не было, и стояла какая-то гнетущая тишина.

– Здесь, брешут, при Грозном опричники баловались, – заметил Соболев. – А при моем тезке разудалая тать гуляла. Веселенькое местечко, будьте любезны.

В саду, за оградой, сонно позвонила синица. Они отправились дальше. Показались еще двое.

– Это наши, – предупредил Петр, осторожно опуская коробку на тротуар. – Справа Черепок. С ним Федя Николаев, тоже эсер. Ты его не знаешь. А вон и своя братва: Миша Гречаников с Яшей Глазгоном. Все в сборе.

– Здравствуйте и дальше, орлы! – бодро и многозначительно сказал Черепанов, пожимая руки товарищей. – Меня могут узнать возле особняка. Туда пойдет… хотя бы ты, Яша. Вместе с Митей. Договорились? Поднимется шум до взрыва – палите по окнам, чтоб отвлечь внимание на себя.

Чувствовалось, что именно Донат среди них главный. Соболев не возражал.

– А мы с Федором остаемся здесь, – продолжал Черепок. – Обеспечиваем тыл операции. Все ждем взрыва. И тихо… подчеркиваю, тихо расходимся. Не бежать! Это – и без криминалистики ясно – верная гибель. Был бы верующим, пожелал бы: «Да поможет нам Бог!» Пошли.

Петр и Сашка отправились к ограде особняка. Они, конечно, не ведали, есть там кто, с той стороны в саду, или нет. Сейчас это уже не имело значения. Тем более, что опускались сумерки. Барановский подпрыгнул, схватился рукой за кирпичи на ограде и влез. (Соболев потому и выбрал именно его, высокого и крепкого, что никто другой не смог бы здесь забраться). Осмотрелся. Вроде никого.

– Давай, – шепнул.

Петр двумя руками поднял коробку, потом с помошью Сашки влез и сам. В саду было мрачно, сыро и пахло свежими палыми листьями. Оставив бомбу у ограды, они пошли к особняку. К нему была приставлена лестница, как и говорил Черепок. Она упиралась в балкон второго этажа, где в большом зале заседали большевики. Петр потолкал лестницу. Стояла надежно. Он полез вверх, осмотрелся. Всё точно: балкон, за ним дверь, окна. Молодец Донат, верный следопыт. Даже окно приоткрыто.

Соболев слез, кивнул, дескать, порядок. Пошли к бомбе. Петр чиркнул, проверяя зажигалку, вспыхнул огонек, погас. Взяли коробку и понесли к лестнице…