Нестор Махно

КАЗНЬ МАРУСИ НИКИФОРОВОЙ

Комендантом Севастопольской крепости и начальником гарнизона генерал-майором Субботиным опубликован следующий приказ.

Из дознания, произведенного чинами севастопольского контрразведывательного пункта, видно, что именующая себя Марией Григорьевной Бржостек, она же по прозвищу «Маруська Никифорова» обвиняется в том, что в период времени 1918–1919 годы, командуя отрядом анархистов-коммунистов, производила расстрелы офицеров, мирных жителей, призывала к кровавой и беспощадной расправе с «буржуями» и «контрреволюционерами». В 1918 году между станциями Переездной и Лещинской по ее приказанию было расстреляно несколько офицеров и, в частности, Григоренко. Она участвовала вместе с войсками Петлюры во взятии Одессы, причем принимала участие в сожжении гражданской тюрьмы, где и был сожжен ее начальник Перелешин. В июле месяце 1919 года в гор. Мелитополе по ее приказанию было расстреляно 26 человек, между прочим некто Тимофей Рожнов.

Витольд Станиславович Бржостек обвиняется в том, что укрывал Марию Бржостек, не довел до сведения властей о совершении ею преступлений.

3 сентября военно-полевой суд приговорил к смертной казни Никифорову и ее мужа. Она держалась вызывающе и после прочтения приговора стала бранить судей. Расплакалась только при прощании с мужем.

Ночью они оба расстреляны.

Газета «Александровский телеграф».

Перед рассветом пугливые кольчатые горлинки вдруг сорвались с веток, где ночевали, и заполошно заметались в сумраке – неслыханный взрыв потряс холмы у речки Ятрань (приток Синюхи, которая в свою очередь впадает в Южный Буг), леса, поля и даже докатился до Умани.

Это команда Алексея Чубенко подорвала две тысячи морских мин на возвышенности у села Перегоновки, тем самым известив все свои полки о начале наступления на белых.

Накануне вечером удар по ним был нанесен у сельца Рогово, что приютилось севернее на той же Ятрани. Однако командир офицерского Симферопольского полка Гвоздаков, произведенный в генералы за стойкость у станции Ломотной, донес: яростные атаки снова успешно отбиты и махновцы бегут на запад.

«Ну и слава Богу, – размышлял ночью Яков Слащев, стоявший во главе всей операции по уничтожению бандитов. – Никуда они не денутся. Николай Васильевич (Прим. ред. – Генерал Скляров) взял Умань и отрежет им пути отступления. А с юга идет со свежими дивизиями генерал Андгуладзе. Мышеловка захлопнулась». По всем правилам боевого искусства замысел был безукоризнен, но это не радовало Слащева.

Он тяготился ролью, которая выпала ему, выпускнику Императорской военной академии, пять раз раненному, получившему Георгиевское оружие и ордена всех степеней Святой Анны с мечами и надписью «За храбрость», Святого Станислава с бантами, Святого Владимира и Святого Великомученика и Победоносца Георгия. У многих ли есть такие награды в тридцать три года? Ему ли, гвардейскому генералу, гоняться за шайкой разбойников, когда вот-вот падет красная Москва? Газеты вон захлебываются сообщениями о победах над достойными соперниками. Но что поделаешь – дисциплина! И видимо, не судьба. Да теперь уже скоро этому конец. Рассеют повстанцев, пнут под зад никчемного Петлюру (как он, самостийный пёс, бежал из Киева, да всюду!) и замирятся с поляками. Слащев подумал еще о жене, повздыхал, протер одеколоном подмышки и уснул.

Перед рассветом его неожиданно разбудил офицер для особых поручений, штабс-капитан Ершов.

– Ваше превосходительство! Яков Александрович! Взрыв!

– Где? – строго спросил генерал.

– Со стороны махновцев. Я бы не беспокоил вас, но жуткий гром! У Перегоновки. Может, наши подорвали их обоз со снарядами?