Нестор Махно

– Нет патронов, Ника… Но нас это вряд ли спасет, – отвечал командир батальона Гаттенбергер. Они шли, спотыкаясь, по пахоте. Раненых и пулеметы везли на подводах. Вдали темнел еще один лесок. Над ним вилось воронье. Припекало солнце – последний дар бабьего лета. А вокруг, на небольшом расстоянии, гарцевали махновцы. Самые удалые (среди них был и Сашка Семинарист), презирая пули, подскакивали поближе и бросали гранаты.

– В лес! – приказал Гаттенбергер. Но опушка, словно на грех, была окопана глубокой канавой. Пришлось бросить раненых и пулеметы.

– Ради всего святого, пристрелите меня! – попросил Николай Миргородский, валясь на бок. Его зацепило осколком. Гаттенбергер молча взглянул на верного помощника, достал наган и выстрелил.

Едва остатки батальона выбрались из леска, как их снова стали преследовать по пятам. На этот раз палили картечью прямой наводкой. Люди теряли рассудок. Но, слава Богу, впереди засинела вода. Над ней пригорюнились вербы.

– Доберемся… и вплавь! – подбадривал офицеров комбат. Из полутысячи их осталось человек шестьдесят. Все ускорили шаг. Вот уже и вода-спасительница! Впереди тихо плыла меж полей и курганов река Синюха. Но на том берегу… Лучше бы и не видеть… Их ждали махновцы на лошадях.

– Давай сюда! Давай! – звали, размахивая на солнце клинками.

Капитан Гаттенбергер вынул из кобуры наган, постоял минуту, приставил дуло к сердцу и нажал на курок.

Петлюра действовал вяло и нерешительно. Оставался один типичный бандит – Махно, не мирившийся ни с какой властью и воевавший со всеми по очереди…

Это умение вести операции, не укладывавшееся с тем образованием, которое получил Махно, даже создало легенду о полковнике германского генштаба Клейсте, будто бы состоявшем при нем и руководившем операциями, а Махно, по этой версии, дополнял его военные знания своей несокрушимой волей и знанием местного населения. Насколько все это верно, сказать трудно.

Я. Слащев. «Материалы по истории гражданской войны в России».

Отдохнув полдня у речки Синюхи и раздав бедным крестьянам лишние подводы и коней, повстанцы готовы были лететь домой. Ждали решения реввоенсовета. Он заседал на пасеке, под старым дубом. Виктор Билаш наклонился над картой и провел три линии, что лучом расходились на восток.

– Наш рейд – это нож в спину белых. Они даже не подозревают, что им грозит. Захватим базы с оружием и продовольствием, перережем дороги, связь. Это крах всей их стратегии! Бьем тремя колоннами…

– Может, рано? – усомнился Алексей Марченко. Члены совета зашумели недовольно – всем давно хотелось домой.

– Что ты имеешь в виду? – спросил начальник штаба Билаш. Ему не нравилась всегдашняя въедливость высоколобого Марченко. С таким характером в конторские крысы иди, а не лезь в стратегию.

– Хай бы они сцепились намертво под Москвой, – объяснил Алексей. – Порвут глотки друг другу – тогда и ударим. Иначе, вот увидите, поднесем победу комиссарам на широком блюде!

Мысль была колючая. В суматохе боев, от которых еще не остыли, об этом не думалось, и все примолкли.

– Он прав, прав, – согласился Махно. – Подождать бы не мешало. Да хлопцы уже как на иголках. Не усидят же, барбосы. По юбкам и хатам скучают. И тут оставаться опасно, на этой Синюхе. Деникин тоже не дурак, скоро опомнится, нагрянет, – Нестор Иванович вздохнул. – Пойдем напролом. Такая уж наша планида. Что будет, то и будет. Как считаете?

Его поддержали.

Первая колонна отправилась севернее – на Екатеринослав. Главная – в Александровск, а третья – на Никополь и Кривой Рог. Получался гребешок.

– Мы им крепко почешем затылок беляков! – грозился Батько. Но четкий замысел сразу же был нарушен им самим. С кавалерийской бригадой он заехал на часок в Песчаный Брод: навестить тещу-вдову и взять с собой Галину. Домна Михайловна была убита горем.

– Посыдить хоть зи мною, диты, – просила, беспомощно качая головой. – Що ж я одна останусь? На кого вы мэнэ кыдаетэ?

– Поедете с нами! – решил Нестор.

– А як же могыла Андрия Ивановыча? Свижа ище, и травка нэ выросла, – теща заплакала, по-детски ловила слезы ладонями. – А хату на кого оставлю? Собаку, кота, курэй. Та тут же вси наши ридни кости. Ой-йо-йой!