Нестор Махно

Он посмотрел на нее с иронией: черненькая, миловидная, глазенки блестят. Ну зачем такому изяществу лезть в политическую грязь? Ведь вымарается невольно!

– И там хотите развести эти оладьи без масла? Мало вам России?

– Мало! – неожиданно твердо заявила Соня. – Мы весь мир сделаем свободным. Но без насилия. У нас могучие умы. Один Барон чего стоит!

– Спасибо хоть за это, – церемонно, словно на сцене, поклонился дядя. – Без насилия пожалуйста. Только кто же в таком случае пойдет за вами в рай?

Уже в вагоне, вспоминая спор, Соня находила разные, как ей казалось, более убедительные аргументы. Рядом сидели красноармейцы, о чем-то переговаривались. Она их не слушала. Думала об Ароне Факторовиче, товарище Бароне, который снабдил ее нужными документами, дал деньги и письмо: «Какой человечище! Европу изъездил, в Оксфорде учился. Красавец. Вожак! И неравнодушен ко мне».

За окнами темнел лес, изредка одиноко мелькали голые березы, и ветром уносило клоки пара. Холодно на улице – начало октября. Неуютно и в вагоне. Солдаты курили, стали разворачивать нехитрую снедь, пригласили Соню. Она отказалась.

– Слыхали о взрыве в Леонтьевском переулке? – спросил наголо выбритый красноармеец с прыщиком на носу. – Белогвардейские паскуды сотворили!

– Оно как вышло? – вступил в разговор белобрысый богатырь, свешиваясь с верхней полки. Соня невольно прислушалась. – Накануне в «Известиях» напечатали списки расстрелянных кадетов-шпионов. Я сам видал, и громилы тоже почитали. Верно мозгую? Вот и кинули бомбу. Месть!

– Гады, сто человек изувечили, – заметил худой боец, что держал винтовку между ног. – Дай еще сала, Никифор!

Наголо бритый подал кусок и продолжал:

– А кричат: «Белая идея!» Бандиты они с большой дороги. Ну, доберусь я до них.

Барон предупреждал Соню: «Будь осторожна. Путь очень опасен. Война, и людишки пакостные шастают». Но эти красноармейцы были столь простодушны, как дети. Верили глупой пропаганде. Нельзя же так. Девушка не выдержала, возразила:

– Почему непременно белогвардейцы? Их что, поймали? Доказали вину?

Худой боец перестал жевать.

– А кто же? – удивился.

– Ну, например, революционеры.

– Хм, какие? – насторожился и наголо бритый с прыщиком на носу.

– Да мало ли, – Соня горделиво тряхнула головой и отвернулась. Им, темным, хочешь помочь, а они еще и сомневаются. Разговор прекратился. Потом принесли кипяток, пили его с сахарином, смеялись. Белобрысый богатырь вскоре захрапел. Другие тоже дремали. А на подходе к Брянску худой боец взял винтовку и предложил Соне выйти.

– Зачем это? – почти возмутилась она. Влюбился, что ли, дуралей?

– А там увидишь. Айда, братва, подтвердите, что она болтала.

Соню отвели к коменданту. Тот пригласил товарища из транспортной ЧК. Красноармейцы передали суть разговора в вагоне.

– Вы кто такая? – спросил товарищ из ЧК.

– Софья Каплун. Еду на Украину.

– Документы есть?

Она не имела никакого отношения к террористам. Но когда ее обыскали, нашли письмо Барона членам «Набата». Он, в частности, сообщал: «Погибло больше десятка. Дело, кажется, подпольных анархистов. У них миллионные суммы, и правит всем человек, возомнивший себя новым Наполеоном».

Барона тоже арестовали. След, который уже столько дней безуспешно искали чекисты, потянулся дальше.

А на юге октябрь дарил последнее тепло, и в Гуляй-Поле справляли свадьбы. Война войной, а после уборки урожая (да еще такого, давно не виданного!), когда все свезено в клуни, сараи, почищено, ссыпано и заквашено в бочки – грех было не отдохнуть и не подумать о потомстве. Так повелось от веку, и Батько не мог и не хотел нарушать добрые традиции.

Выйдя из Александровска с большей частью войск, он отправил их во все концы: на север – к Синельниково, на юг – к Херсону, Мелитополю и Бердянску, пулеметный полк Фомы Кожина – в Юзово. А сам взял Орехово, Гуляй-Поле, Пологи, Цареконстантиновку и… дал хлопцам недельный отпуск, «чтоб дух перевели».

Виктор Билаш, прибывший по его вызову из Александровска, где размещался штаб армии, нашел Нестора Ивановича в просторном крестьянском дворе. День был солнечный, хотя и ветреный. Столы ломились от угощений. Гремел духовой оркестр. Молодые и старые отбивали гопака. Среди них, похлопывая себя по бокам, вприсядку ходил и Батько. «Йидри ж його пид тры чорты!» – подумал Виктор, с горечью глядя на это заразительное, но такое неуместное сейчас веселье. Войска с боями растянулись на тысячу верст. Нужно бы сходу пугануть ставку Деникина в Таганроге, взять крупнейшие склады оружия в Волновахе, пока там не опомнились. А главнокомандующий пляшет!

– Счас он угомонится, – успокоил начальника штаба Гавриил Троян – единственный, казалось, трезвый на всем подворье. «А где же Лютый?» – чуть не спросил Виктор, привыкший, что адъютант всегда рядом с Махно. Эх, нет Пети, многих уже нет.

Тут к Билашу подскочили дружки жениха с белыми рушниками через плечо, подхватили его под руки. Он пытался освободиться. Но и сваты появились, кланялись, догадываясь, что на автомобиле прикатила большая шишка.