– Верно, верно, – поддержали его те, кто присоединился в Лукашове.
– Не рвите постромки, – Махно поджал пересохшие губы. – Вон и колодец!
Холодная вода немного взбодрила их. Правда, края деревянного ведра были изгрызены лошадьми.
– Где-то тут Хундаева балка, – заметил Алексей Чубенко. – В незапамятные времена казак стоял зимовником. Надежная укрома.
– Айда! – скомандовал Нестор.
Ничего другого и не оставалось. Схоронившись там, расседлали коней, притащили сена, на выходах установили пулеметы с дежурными и уснули, как убитые…
К вечеру прибыл гонец из Марфополя, рябой разбитной хлопец.
– Дужэ просым до нас, Нэстор Иванович!
– А что случилось?
– Батьку моего отпустили из Гуляй-Поля. Крепко побили там в каталажке. Ноги еле приволок.
– Напомни, как его.
– Та Клешня ж.
– Захария брат?
– Ну да, Николай. Як узнав, шо мы вас утром, як вы стукалы, нэ пустылы в хату – став матом крычать!
В Марфополе отоспались, поплавали в пруду, правда, ночью. Николай Клешня, покряхтывая от боли, разрешил зарезать последнего кабанчика. Отведали горячей, давно забытой колбасы и на сытый желудок посовещались. Поскольку земля у них и, как они полагали, у властей горела под ногами, решено было начинать восстание. Махно написал и отправил с сыном Клешни в Гуляй-Поле призыв к открытому выступлению против карателей.
К вечеру принесли ответ: «Присутствие ваше, Нестор Иванович, здесь необходимо. Настаиваем, чтобы вы в эту же ночь перебрались к нам». Его звали старые друзья и сотские, имевшие влияние на селян.
– Еду! – сказал Каретнику и Чубенко, которые квартировали у соседей. – А вы оставайтесь пока тут.
И пошел собираться. Во дворе увидел мирно воркующих сизых голубей и взволнованного хозяина. Перед тем он всё время отлеживался.
– Ой боже, тикайте! – воскликнул Николай Клешня, полусогнувшись от испуга и боли.
– А что случилось?
– Иван, сосед, углядел в помещичьем леску германцев и варту. Сюда скачут!
– Где Петя?
– В хате пишет.
– Лютый! – позвал Махно. На пороге показался пулеметчик. – Давай Лютого! – заорал Нестор.
Голуби взлетели. Выскочил Петр.
– Одна нога тут – другая там. Варта в селе! Беги к Чубенко, предупреди.
– Та якый Чубенко? – возопил хозяин. – Тикайтэ хоть сами!
Приглашая их на постой, он был крепко зол на разбойную власть и мало заботился о последствиях. В душе надеялся: обойдется. Вон у брата сколько прятался Нестор Иванович, и ничего. Соседи не выдадут. У них тоже опасные гости, другие побоятся или промолчат из сочувствия. А в случае внезапного появления карателей Махно скроется – и концы в воду. На это сейчас и рассчитывал Николай Клешня. Слава Богу, Лютого как ветром сдуло.
– Роздайбида, – обратился Нестор к пулеметчику. – Верховых лошадей не брать. Седла присыпь сеном.
Услышав это, хозяин обмер. Такого оборота дела никак не ожидал.
– Та шо ж вы робытэ? – взмолился. – Хлопци, мэнэ ж повисять! Мы так нэ домовлялысь.
– Выгоняй тачанку! – стиснув зубы и отвернувшись, командовал Махно кучеру. – Мигом давай!
Прибежал Петр и кинулся в хату.
– Куда ты? – Нестор недоуменно вскинул плечи. А Лютый не мог оставить тетрадку со стихами. На улице уже слышен был топот, выстрелы.
– В огород гони. В огород! – Махно схватил вожжи и помог кучеру. Роздайбида с пулеметом примостился в задке тачанки. Нестор запрыгнул к нему и заметил, что убегать поздно: человек десять в чужой форме пересекли подворье, подняли карабины, винтовки. Сейчас перебьют, как щенков.
– Назад поворачивай! – крикнул Махно.
Сердце его зашлось, упало, исчезло. Тело обрело необычайную легкость, и всё вокруг стало трын-травой. Кучер очумело скосил глаз, не понимая.
– Назад! – рявкнул Махно, и тачанка, чуть не перевернувшись, крутанулась. Преследователи тоже оторопели: почему возвращаются? Неужели свои?
Нестор поднял руку:
– Пан, стой! Не стреляй! Мы милиция! – и шипел кучеру: – Подворачивай! Еще! Еще!
Их разделяло теперь метров тридцать. «Бес его разберет в этой кутерьме: свои там, чужие?!» – колебались солдаты.
– Яка милиция? – прокричали с недоверием и злобой. Тот миг нерешительности оказался для них роковым.
– Бей! – выдохнул Махно, стреляя из нагана. «Максим» в упор косил нападавших. Ни один из них не устоял: кого разорвали пули, кого ранили, а кто и со страху упал. Их быстро окружили.
– Глянь, живой!
– И цэй дышэ.
– Не притворяйся, гад. Встать! – раздавались голоса. Из соседнего сада стрельнули. Ермократьев бросился туда.
– С теми, Нестор, как? Которые убежали… – спросил Алексей Марченко.
– Мигом на тачанку! Кто не сдается – бей. Других – сюда.
Пока выводили коней, резали телефонные провода на столбах и расстреливали пойманного начальника варты, вокруг убитых собрались крестьяне.
– Вы-то пойидэтэ, а нам як? – спросил Нестора Николай Клешня. Руки, губы его тряслись. Только теперь он понял, в какой капкан попал по собственной воле, и надеялся, что этот Махно, «защитник трудящихся» все-таки ж придумает выход, не посмеет просто так удрать. Клешня продолжал, чуть не плача: – Оцэ дывиться: за кожного нимця нашего повисять. У йих же такый закон!