Нестор Махно

Галина Кузьменко между тем была на митинге и не устояла против общего порыва, кричала вместе со всеми, не разбирая слов, и ей было хорошо. Вначале она пыталась не поддаться зову толпы. Но нечто, давно дремавшее в ее душе, зашевелилось и словно шепнуло: «Вот миг. Хватай! Ты будешь, будешь!» И она вдруг почувствовала, что Нестор уже не просто народный герой, Батько суровый, которого боялись. Нет. Он – другой. Кто именно, Галина не смела назвать, но противиться этому не было никакой надобности и возможности. Потому что… «Потому, – шепнул голос, – что ты не с ними – с НИМ!»

Раньше она убеждала себя, что Нестор забыл ридну мову, не желает добра одним только украинцам. Вот и агронома Дмитренко недавно застрелили за то, что помогал когда-то немцам и Центральной Раде. Это же варварство! Нужно, наоборот, биться за нэньку Украину, за нашу дэржаву, а не за какую-то абстрактную свободу, анархические идеи.

Теперь же, испытав единый порыв со всеми гуляйпольцами, кто пришел на митинг, Галина заразилась их восторгом и потеряла себя. «Ты с ним, – радостно шептал голос. – Хватай миг и будешь!» – «Та що ж цэ такэ?» пыталась она вникнуть. «Будешь их Матерью!» – и голос умолк.

Нестор разглядел ее в толпе, протолкался, улыбнулся и взял за руку. Ощутив тепло, о котором давно мечтала, и ток большой, вроде бы даже не просто мужской силы, она, словно та коростелевская собака, покорно примолкла. Он сказал:

– Поедем кататься, а? Тачанка ждет!

Галина вспыхнула маковым цветом и легонько пожала его руку в знак согласия.

– Нашу станцию Гайчур захвачено. Ой, бида будэ, Батько! – в панике лепетал гонец в заплатанном кожухе, шапка набекрень, глаза дикие.

– Кто? – спросил Махно, еле сдерживая усмешку.

– Налэтилы, як коршуны. Бабахають!

– Да кто напал?

– Бабахають. Мэнэ до вас послалы.

– Фу т-ты, граммофон. Беги назад. Скажи: спасем!

Это было опасно. Гайчур недалеко от Гуляй-Поля и связан с Екатеринославом по «чугунке». Все надежды и планы захвата губернии могут рухнуть. А уж если добровольцы с казаками прорвались – хоть караул кричи.

– Ану запроси станцию, – велел Нестор Федору Щусю. – Да построже. Какая сука там шебуршит? Яйца оторвем и на забор повесим!

– Так у нее ж нету, – возразил помощник весело.

– Другое нащупаем.

Федор вскоре возвратился от аппарата.

– Большевики там. Какой-то штаб юго-восточной группы войск. Командует Колос. Предлагает встречу.

– Та-ак, штаб, значит? Брешут, сволочи! Шайкалейка налетела… Пусть приезжают.

– А здоровье?

– Ничего. Я их дома приму, в постели.

Коварная испанка все не отпускала Нестора. После прогулки с Галиной (эх, какой прогулки, слаще любого медового месяца!) он опять почувствовал слабость. В гостиницу, где теперь располагался штаб, наведывался, но больше лежал дома.

Евдокии Матвеевне понравилась невеста (эту женитьбу без венчания мать молча не признавала), да и как иначе, если столько ждала, уже и не надеялась скоро увидеть помощницу по хозяйству. Галина готовила еду, заваривала крутой зверобой и старалась во всем угодить свекровке, которая называла ее «дитка».

– Не горюй, – говорила Евдокия Матвеевна. – Я тебя в обиду не дам. Нестор бывает очень сердитым. А ты не поддавайся, дитка, и тоже грымни на його. Он отходчивый, и я тэбэ пиддэржу: Ладно?

– Ладно, – соглашалась Галина, поглядывая на мужа, который усмехался загадочно.

В порыве благодарности он подарил ей чудное колечко с бирюзой и впервые с удивлением обнаружил, что никогда не делал ничего приятного для матери. Даже пустяков не привозил, как другие, скажем, для кухни что-нибудь или платочек, или что там еще бабам хочется. Да он ее и за женщину-то не считал: мать и мать. Лупила. когда-то, от виселицы спасала, ждет всегда, беспокоится, плачет. «Эх ты, сынок называется, – сокрушался Нестор. – А потом… Что делать с Галиной, если придется отступать? В тачанке учительнице не место. Бросать же опасно: изнасилуют, украдут, а то и… Пчелы и те летят на красный цветок! Вон у Гаврюши жена и мать пропали. Хорошо еще, что живые нашлись. Позволь, но и у Марченко жена, и у Каретников молодухи, у Пети Лютого… Всех тащить с собой? – раньше об этом как-то не думалось. – Целый же семейный обоз. Обуза! Ян Жижка тоже возил? А Пугачев? О-о, елки-палки, как выражается Ермократьев. Этих забот нам только не хватало. Пока тихо и фронт надежен. А дальше? А Галина вдруг не захочет бросить школу, детей? Во влип. Не имел лиха да женился!»

Пока он так размышлял, лежа в постели и попивая зверобой, к Гуляй-Полю катили сани. В них, кроме кучера, сидели двое. Их охранял отрядец верховых, пятнадцать сабель.

– Не в ловушку ли сунемся, а? – спросил Колос. Бледное суровое л идо его выделялось на фоне черного воротника.

– Кому написано быть порубленным, командир, того уж не повесят, откликнулся его спутник и захохотал.

«Молодо-зелено», – думал не без зависти Колос.