Марченко покрутил тонкий ус. Когда ехали в штабном вагоне из Екатеринослава, под Батькиным сиденьем обнаружили бомбу. Без малого не взорвалась. «Кровь из носа, ох, нужна контрразведка!» – решил Алексей, слушая перебранку.
А снег все валил. Со стороны Гуляй-Поля донеслись выстрелы. Похоже, и бронепоезд подкрался, зычно рявкнул из белой круговерти. Марченко бросил лопату, вскочил на коня.
– Повод! – гаркнул кавалеристам, и они помчались на звуки боя.
К вечеру, теснимые чеченцами, махновцы впервые забрали с собой жен, а кто и детей, матерей, и отступили в степь, поближе к Дибривскому лесу.
В районе Харькова оперирует регулярная российская армия… При условии вывода ее Правительство Украинской Республики готово приступить к мирным переговорам и товарообмену… Всякое уклонение от прямого ответа или молчание на протяжении 48 часов, то есть до 24 часов 11 января, Директория будет считать официальным оповещением о войне со стороны Российского Правительства…
Председатель Директории В. Винниченко Члены Директории: С. Петлюра, П. Андриевский.
Вновь подтверждаем в самой категорической форме свое предыдущее заявление, что среди войск, что борются против Директории, нет никаких воинских частей Российской Советской Республики… Предлагаем вашим делегатам прибыть в Москву.
Чичерин.
Переговоры закончились ничем, когда большевики взяли Киев.
– Погодь, малый! Ты кто? – перед Чубенко стоял крупный мужик в замасленной фуфайке. Поверх нее, на груди, нелепо блестела цепочка, похоже, серебряная.
– Командира ищу.
– Какого? – мужик не торопясь вынул из внутреннего кармана часы, тоже серебряные, щелкнул крышкой. – Так. Даю тебе, шелудивая сука, минуту на честный ответ.
– А потом? – не без иронии спросил Алексей. Он был в пальто, смушковой шапке, хромовых сапогах. Чуть поодаль на путях пыхтело нечто странное: не то паровоз, не то железный сарай.
– В штаб Духонина пойдешь. Отвечай. Осталось двадцать секунд. Серафим! – позвал мужик парня с винтовкой, что сторожил пыхтящий сарай. – Сюда! Кадета поймал!
«Это же бронепоезд», – догадался, наконец, Алексей. Парень бежал к ним с винтовкой наперевес.
– Командир ваш сам звал меня в Синельниково, – сказал Чубенко. «Что за люди? Черт их разберет», – думалось. На околице говорили, что был большой бой и красные взяли станцию. А так оно или нет? Может, и брали да отдали. Поди различи в этой каше, где петлюровец, а где красный. По наречию вроде бы с севера, акают. Но и юзовские шахтеры подобно балакают, а служат и Директории.
– Кадет, твою мать! – парень совал штык чуть ли не в живот Алексею. – Кишки выпущу!
По всему видно было, что люди недавно дрались, еще не остыли и способны на любую пакость.
– Идиоты вы, что ли? Своего не признаете! – рассердился Чубенко и только теперь разглядел на шапке парня красную ленточку. – Махновец я. Ведите к Дыбенко.
Добрались к какому-то дому рядом с вокзалом, длинному, каменному. Часовой у крыльца, мордатый матрос, насторожился.
– Вот, Вася, махновца поймал. Слыхал про такую птицу? – весело спросил мужик с цепочкой.
– Брось п…! – прикрикнул на него Чубенко. – Давай командира!
– Машинист, пускай он войдет, – донесся бас из открытой форточки. Алексей отобрал назад свой наган, спрятал его в кобуру и впереди часового направился в здание. Дверь слева была распахнута. Гость вошел и увидел высокого, широкоплечего матроса лет тридцати. На голове кудри, белозубая улыбка. Прямо свой парень в доску.
– Здоров! – зычно сказал он и загреб ладонью руку гостя. – По моей телеграмме?
– Да, вот она.
Мореман глянул небрежно.
– Садись. Кто будешь?
– Алексей Чубенко – начальник оперативного штаба армии имени Батьки Махно.
– Приятно, – матрос помолчал, – вдруг обнаружить, как сухарь в голодуху, целую армию. Да еще и дружественную. А я – командир особого соединения Украинского фронта Павел Дыбенко. Будем знакомы, – он тоже сел, разглядывая гостя. – И сколько же вас?
Алексей плохо представлял себе, кто перед ним. Особое соединение могло быть и шайкой-лейкой, и дивизией. Но тельняшка… в степи? Одно ясно – красный, и чувствовалась хватка, палец в рот не клади. Все так, да не совсем.