– Фризия! – Эдуард презрительно фыркнул. Его недоверие было очевидным, и я опасался, что мой двоюродный брат отнесется к новости точно так же. – Беббанбург трудно взять, – продолжил король, – но можно выморить голодом, а у твоего кузена в крепости находится две с лишком сотни людей. Да еще с каким лишком. Им прорва еды требуется! Он мог бы удерживать форт с гарнизоном вполовину меньшим, но оказался человеком осторожным и потому обречен голодать, и скорее рано, чем поздно Беббанбург падет. Да еще один из его складов сгорел. Ты знал об этом?
– Нет, господин. – При вести о постигшем моего кузена несчастье я ощутил приступ радости, сменившийся опасением при мысли, что пожар может сыграть на руку Константину.
– Твой кузен прогнал из крепости лишние рты, – продолжил Эдуард, – но на стенах остается все еще слишком много воинов. Они будут голодать, а оголодавший гарнизон легко победить.
Я снова коснулся молота, рискуя прогневать государя.
– Меня не устраивает, что Константин будет править Беббанбургскими владениями, – заявил с неожиданной горечью Эдуард. – Он имел дерзость потребовать все земли к северу от стены! Послал на переговоры епископа с предложением новой границы! Но Беббанбург – земля саксов. Так было всегда! И ему суждено стать, и это так и будет, частью Инглаланда. Лорд Утред, может, ты стар, слаб и страдаешь от болей в суставах, но именно тебе предстоит изгнать Константина с земли твоих предков!
Я пожал плечами:
– Государь, мне Беббанбург нужен сильнее, чем тебе, лишь я знаю эту крепость. Будь у меня тысяча воинов, тогда, быть может… – Я еще раз пожал плечами. – Владея Дунхолмом, почти столь же неприступным, как Беббанбург, я могу мечтать о Беббанбурге и умереть в Дунхолме. Государь, когда твоя армия войдет в Нортумбрию, Фризия окажется для меня более безопасным местом.
Я произнес эту тираду громко, не ради короля, но ради темноглазой девицы, слушавшей нас, сидя на кровати. Пусть король не поверит моей истории про Фризию, зато девка разболтает всем, что Утред не идет на Беббанбург.
– Если ты не желаешь брать Беббанбург, – сердито бросил Эдуард, – то его возьму я и там будет мой наместник. Этого ты хочешь?
– Господин, уж лучше ты, чем скотты.
Король крякнул, затем встал, дав понять о конце разговора, и я тоже поднялся.
– Ты потребовал в заложники Этельстана, – сменил он тему, провожая меня к выходу из шатра. – Почему?
– Потому что он мне как сын, – ответил я. – И я сберегу ему жизнь.
Эдуард знал, на что я намекаю. Знал, кто угрожает Этельстану. Он кивнул:
– Хорошо. – Его голос прозвучал тихо. – Моя сестра защищала его все эти долгие годы. Теперь это будешь делать ты.
– Господин, ты же можешь оберегать его жизнь сам, – заметил я.
Король помедлил и еще понизил голос:
– Олдермен Этельхельм – самый могущественный из моих лордов. У него слишком много воинов, слишком много сторонников, которые обязаны ему за свои земельные владения или богатства. Открытое выступление против него чревато междоусобной войной.
– Но он-то начнет именно такую войну, чтобы отстранить Этельстана от наследования.
– Это будет проблема Этельстана, – устало проговорил король. – Лорд Утред, учи его хорошо. Как можно лучше, потому что моя сестра не сможет долее защищать его.
– Почему?
– Моя сестра умирает.
Сердце у меня остановилось.
В этот момент алый полог отдернул негодующий Эльфверд.
– Папа, этот мужлан Утред… – начал он, но осекся. Парень явно не знал, что я в шатре.
– Так что этот мужлан Утред? – осведомился Эдуард.
Эльфверд отвесил отцу небрежный поклон.
– Мне приказали казнить приговоренного. А он вмешался.
– И что? – спросил король.
– Его следует наказать, – возмутился Эльфверд.
– Ну так накажи, – бросил Эдуард и отвернулся.
Мальчишка нахмурился, посмотрел на меня, на отца, потом снова на меня. Будь у него хоть немного мозгов, он бы отступил в сторону, но уязвленная гордость саднила.
– Лорд Утред, ты не кланяешься королевским особам? – спросил он своим визгливым голосом.
– Я склоняюсь перед теми, кого уважаю, – ответил я.
– Называй меня «господин», – потребовал юнец.
– Нет, мальчик, не буду.
Эльфверд был потрясен. Он поперхнулся при слове «мальчик», но молчал, только с ненавистью уставился на меня. Я сделал шаг вперед, заставив его попятиться.
– Твоего отца я называл мальчиком до дня, когда он пошел вместе со мной через стену Бемфлеота. Мы убивали данов: данов-копейщиков, данов-меченосцев, свирепых воинов. Мы сражались, мальчик, и устроили великую резню, и в тот день твой отец заслужил право называться господином и то уважение, с которым я к нему обращаюсь. Но от тебя еще попахивает материнской сиськой, малец, и, пока ты не докажешь, что стал мужчиной, ты останешься для меня мальчиком. А теперь отойди в сторону, мальчик.
Эльфверд отодвинулся. Его отец не сказал ни слова. И я удалился.
– Он не такой уж скверный малец, – убеждала меня Этельфлэд.
– Избалованный, грубый и невыносимый.
– Про тебя то же самое говорят.
На это я зарычал, заставив ее улыбнуться.
– Как ты? – спросил я. – Твой брат сообщил, что ты болеешь.