Несущий огонь

Тем временем его воины бросали оружие. Некоторые, подобно Иеремии, тоже опустились на колени, однако, в отличие от него, не для молитвы, а в знак покорности.

Я взглянул вверх по течению и увидел, что мой сын захватил «Гудс Модер». Я полагал, что пленить этот корабль даже важнее, чем пленить самого Иеремию. Поняв, что его обхитрили, чокнутый епископ взывал к помощи со стороны сил небесных.

– Пусть черви пожрут их потроха, о Господи! – визжал он. – А опарыши поселятся в их мочевых пузырях! Они отвратительны в глазах твоих, о Господи, так раздави их своей мощью! Пошли светлых ангелов твоих в отмщение за нас! Сгнои плоть недостойных и сокруши их кости! Будь милосерд, Господь! Будь милосерд!

Я направился к нему, галька хрустела под моими сапогами. Никто из людей епископа не попытался меня остановить.

– Испепели их неугасимым огнем, Боже! Утопи в вонючих испражнениях дьявола! – Обращенные к небу глаза Иеремии были плотно зажмурены. – Пусть Сатана наблюет им в глотки и скормит их мерзкую плоть псам своим, Господи! Накажи их, Боже! Покарай! Молю Тебя о том во имя Отца, и Сына Его, и…

– …и еще одного, – закончил я за него, стукнув плашмя клинком Вздоха Змея по его плечу. – Здорово, Иеремия.

Он открыл свои голубые глаза, посмотрел на меня, помедлил с удар сердца, затем предъявил мне улыбку чистую, как у младенца.

– Здравствуй, господин. Как любезно с твоей стороны навестить меня.

– У меня к тебе разговор.

– Как замечательно! – расцвел он. – Я люблю слова! Люблю! А ты, господин, любишь слова?

– Ага, – сказал я и коснулся лезвием меча его впалой щеки. – И мое любимое слово – «банахогг».

Это означает «смертельный удар», и я усилил его звучание, уткнув епископу в лицо Вздох Змея.

– Это замечательное норманнское слово, господин, – пылко заявил Иеремия. – Самое замечательное слово. Но из всех норманнских слов мне больше всего нравится «тилскипан». Как думаешь, мы можем прийти к тилскипан?

– Ради этого я и прибыл, – сообщил я ему. – Чтобы прийти к соглашению с тобой. А теперь поднимайся.

Нам предстояли переговоры.

* * *

– Нет, господин! Нет! Нет! – рыдал Иеремия. Слезы катились из этих удивительно голубых глаз, сбегали по глубоким морщинам и исчезали в короткой бороде. – Нет, прошу тебя! Нет!

Последнее «нет!» было стоном отчаяния. Он стоял на коленях, сцепив в мольбе руки, и смотрел на меня, судорожно вздыхая.

В ночной церкви ярко вспыхнуло пламя. Языки его взметнулись, поплясали с минуту, затем опали.

– Что это, по твоим словам, было? – спросил я.

– Ложка Иакова, господин.

– Теперь она превратилась в пепел, – радостно заявил я.

– Иаков размешивал этой ложкой похлебку для Исава, – сообщил Иеремия между вздохами.

Ложка, грубо вырезанная из древесины бука, превратилась в белый пепел в очаге с каменным углем – тот освещал и обогревал собор Иеремии. Еще немного света давали свечи в алтаре, но за окнами царила непроглядная, темная ночь. Здание, которое он настойчиво именовал собором, было каменным храмом, построенным давным-давно, задолго до моего деда, и некогда являлось важным для христиан местом. Но потом пришли даны. Монахов перебили, церковь и монастырь стояли в руинах до тех пор, пока тут не поселился Иеремия. Тогда он еще звался Дагфинром и был дружинником у Рагнара Младшего. Но однажды утром дан пришел голым в большой зал в Дунхолме и заявил, что отныне он сын христианского Бога и принимает имя Иеремия. Он потребовал, чтобы язычник Рагнар поклонялся ему. Брида, женщина Рагнара и ненавистница христиан, желала предать Дагфинра смерти, но Рагнар, приняв во внимание долгую его службу, сжалился над безумцем и отправил его с семьей на развалины монастыря, наверняка полагая, что этот чокнутый дурак долго не протянет. Но Дагфинр выжил. Безземельные, изгои, не имеющие хозяина воины, начали стекаться к нему и клясться в верности, и так он превратился в правителя Гируума и окрестных земель. Ходила молва, что вскоре по прибытии на руины Иеремия собрался выкопать колодец, но вместо воды обнаружил серебряный клад, спрятанный монахами Гируума. Не знаю, правда это или нет, но ему хватило денег, чтобы прикупить «Гудс Модер» и обзавестись флотилией шаланд, которые добывали близ устья реки сельдь, треску, лосося, щуку и мерланга. Рыбу коптили или засаливали и продавали по побережью. Брида, ставшая на деле правительницей Нортумбрии после смерти Рагнара, Иеремию не трогала. Либо распознала в нем эхо собственного безумия, либо, что более вероятно, забавлялась возмущением настоящих христиан и дурацкими выходками Иеремии.

Старинная церковь, с кое-как отремонтированной кровлей из соломы, была набита деревянными ящичками, в каждом из которых хранилось какое-нибудь из сокровищ Иеремии. К этому времени я успел сжечь ложку Иакова, прядь волос из бороды Елисея, соломинку из яслей младенца Иисуса, фиговый листок, которым Ева прикрывала левую сиську, и раздвоенную палку – при помощи нее святой Патрик изловил последнюю в Ирландии змею.

– А это что? – осведомился я, вскрывая очередной ящик.

– Нет, господин, только не это! Все что угодно, только не его!