Нет дыма без огня

Ей совсем не хотелось унижаться перед ним, но Лаура уже потеряла контроль над собой. Ее голос сорвался на двух последних словах. Она хотела показать ему рукой на дверь, но вместо этого прижала ее к губам, заглушая рыдание; колени подогнулись, и она упала в ближайшее кресло. Слезы ручьями хлынули из глаз. Плечи затряслись. Несмотря на все ее старания, она не смогла сдержать громких всхлипываний.

Уронив голову на руки, Лаура дала волю слезам. Она позабыла о своей гордости. Печаль, горечь, боль вырвались наконец наружу: слишком долго их держали взаперти, чтобы сразу загнать обратно.

Кей, к его чести, не задавал ненужных вопросов и не выражал сочувствия. Темнота в комнате в какой-то степени скрывала ее позор. Она плакала до тех пор, пока у нее не разболелась голова. Потом Лаура несколько минут сидела, спрятав лицо в ладонях, и затихающие рыдания сотрясали ее тело. Лаура все еще вздрагивала, но взрыв эмоций был уже позади.

В конце концов она подняла голову, ожидая, что он стоит рядом, наблюдая за спектаклем. Однако в комнате никого не оказалось. В коридор проникал неяркий свет из кухни. Лаура с трудом поднялась на ноги, пригладила волосы и направилась туда.

Кей стоял, прислонившись к плите. В кухне горела только лампа над плитой. Его лицо было в тени; он пил кофе. Кей нашел бутылку бренди, и теперь она украшала кухонный стол. Лаура почувствовала душистый аромат бренди, смешивающийся с запахом свежесваренного кофе.

Заметив ее, он указал на кофеварку:

— Вам налить?

— Спасибо, я сама. — Голос прозвучал хрипло после долгого плача. Ее беспокоило, что он так вольготно расположился здесь и явно чувствует себя как дома в ее кухне в эти предрассветные часы. Кей Такетт, сам объявивший себя ее врагом, рылся у нее в кладовке, трогал ее вещи, а вот теперь угощает ее кофе в ее собственной кухне.

— Ну как, лучше стало?

Она прислушалась, ожидая ноток сарказма в его на первый взгляд невинном вопросе, но их не было. Лаура кивнула, налила себе кофе и села у стола. Она сделала глоток. Кофе был горячий и крепкий, таким его должен варить мужчина.

— Теперь вы можете идти. Вам больше нечего здесь делать. За меня не беспокойтесь, у меня нет склонности к суициду.

Не обращая внимания на ее слова, Кей отошел от плиты, прихватив с собой бутылку, и сел напротив нее. Он подлил ей в чашку большую порцию бренди.

Его настойчивый изучающий взгляд невольно вызывал замешательство. Кончиками пальцев он поглаживал поверхность чашки, которую держал, обхватив сильными загорелыми руками. Лаура отвела глаза в сторону: эти руки, казалось, гипнотизировали ее.

— Так в чем же дело?

Лаура поправила волосы и, преодолевая смущение, спросила:

— А вам-то что?

Он склонил голову и тихонько чертыхнулся.

Волосы у него на голове росли непокорными прядями. Даже в полумраке она могла разглядеть отдельные вихры. Самый талантливый парикмахер вряд ли сумел бы с ними справиться. Возможно, поэтому он носил длинные волосы и явно давно не стригся.

Когда Кей поднял голову, в его глазах она увидела злость.

— Вы не считаете, что я могу быть… ну скажем… добрым.

— Вы злы на весь свет, и это очевидно.

— Возможно, я хочу перемениться. — Она вздохнула, чем еще больше усилила его злость. — Давайте позабудем прошлые обиды, ладно? И навсегда. Почему вы называете меня по фамилии? Почему не по имени? Ну хотя бы иногда? Я буду называть вас Лаура. По рукам? — Он смотрел ей в глаза, пока она не опустила взгляда. Кей принял это за согласие и сказал: — Спасибо за помощь. Мне это было не по плечу, я сразу понял, как только увидел, в каком состоянии Хелен и физически, и морально. Такое бывает только в страшном сне. А вы оказались на высоте, как и подобает профессионалу. Вы… удивительная.

И снова Лаура попыталась уловить сарказм в его голосе, но сарказма не было. Она понимала, как трудно ему было произнести эти слова. Пожалуй, совсем уж невежливо не откликнуться.

— Благодарю вас. — Затем, смущенно рассмеявшись, добавила: — Между прочим, я лучше всего себя проявляю в чрезвычайных ситуациях. Я забываю о страхе. А разваливаюсь потом, когда все позади.

Молчание, казалось, будет бесконечным. Когда Кей заговорил, его голос звучал ласково, словно приглашая довериться:

— Так почему же вы плакали, Лаура?

Она почувствовала, что ее трогает не только его тон, но и то, что он назвал ее Лаурой. Она все еще колебалась, не желая открывать ему свою душу. Хотя какая теперь разница? Он стал свидетелем ее позора. Горло болело от долгого плача. Лаура откашлялась.

— Моя дочь. Я плакала о ней. О моей Эшли.

— Я так и подумал.

Она откинула назад голову, немного покрутила шеей.