Нет голода неистовей

— Хорошо, но тебе нужно все ей рассказать, — бросил он ему вслед, — сейчас.

Эмма выглядела жутко.

Умывая лицо и руки, она не могла оторвать взгляда от зеркала своей ванной. Хотя клыки и стали меньше, ее глаза все еще не вернули прежний цвет, а губы были розовее, чем обычно.

Она выглядела по-настоящему жутко. Так же как и то существо, что смотрело на нее из зеркала внизу. Существо, вышедшее, словно из фильма ужасов. Проведя рукой по лицу, Эмма обнаружила под ногтями кровь, видимо, попавшую туда, когда она полоснула когтями по животу ликанши.

Дикая, как сама природа? Точно про меня…

Она вспомнила Лаклейна в его другой форме и, что удивительно, в этот раз не содрогнулась. Разве теперь все не казалось относительным?

Внезапно в дверь постучали. Она знала, что Лаклейн последует за ней, но надеялась, он хотя бы задержится, чтобы объяснить все тем двоим. Но, по-видимому, ликан решил оставить их и пойти следом за ней.

Как бы там ни было…

— Уходи!

— Я знаю, ты хотела бы побыть одна, но…

— Уйди! Не хочу, чтобы ты видел меня такой…

В ту же секунду дверь с легкостью отворилась.

Эмма быстро закрыла глаза.

— Что я только что сказала?

— Желание побыть одной — это одно, Эмма, а скрывать от меня свое лицо — совсем другое.

Он развернул ее к себе.

То, что он понял ее намерение, только сильнее подавило Эмму. У ее теток глаза также становились такого цвета, но у них это выглядело таким естественным и всегда являлось признаком сильных эмоций.

— Открой глаза.

Когда она не послушалась, он сказал. — Я ведь не впервые вижу их такими.

Эти слова заставили Эмму широко распахнуть глаза.

— Что ты имеешь в виду? — по тому, как он на нее смотрел, она могла сказать, что они все еще были этого жутковатого цвета.

— Ты таращишься! А именного этого я и хотела избежать. Когда ты вообще мог видеть их такими?

— Они окрашиваются серебром каждый раз, когда ты из меня пьешь. И таращусь я сейчас потому, что если в твоих глазах появляется хотя бы отблеск этого цвета, я мгновенно завожусь.

— Не верю…

Он положил ее ладонь на свою эрекцию.

Эммалин в ту же секунду вспомнила ночь в отеле, и ее пальцы сжались вокруг его плоти, готовые доставить удовольствие… На нее нахлынули воспоминания — те самые, запутанные воспоминания, что принадлежали не ей. И она отдернула руку.

— Но ведь мои глаза странные, — продолжила настаивать она, все также не в силах взглянуть ему в лицо. — И я не могу контролировать их изменение.

— Я считаю, они прекрасны.

Да чтоб ему! Почему этому ликану нужно обязательно быть таким чертовски все принимающим?

— Тогда знай, что твое превращение не показалось мне таким же привлекательным.

— Я знаю. И смогу с этим жить, если ты сможешь.

— Супер. Похоже, ты не только преодолел свою неприязнь ко мне, но еще и принял тот факт, что я не принимаю тебя. Ты что, хочешь, чтоб я себя последней стервой чувствовала?

— Нет. Я просто хочу, чтобы ты знала — я сожалею обо всем, что случилось.

— Я тоже, — возможно, ей и пришлось подраться с той ликаншей, но это не означало, что ей это понравилось. Да и не могла она винить Кассандру за то, что та напала. Если бы Эмма увидела вампира, разгуливающего коридорами их поместья и восхищенно рассматривающего картины, она бы тоже на него напала. Но все это, тем не менее, никак не отрицало того факта, что Кассандра — сучка.

Эмма была потрясена случившимся. Наконец-то, она смогла применить все те навыки, что получила на тренировках, навязанных ее тетками. Все будто стало на свои места. И сейчас она чувствовала себя совершенно другой. Она на самом деле победила! Победила чертову Ликаншу!

И хотя сейчас Эмма ощущала себя Госпожой Надирательницей-задниц, она не забыла первую шокирующую мысль, возникшую в ее сознании, когда она неожиданно упала на каменный пол и обнаружила стоящую над ней ликаншу.

Она хотела Лаклейна!

И знала, что он всегда придет ей на помощь.

Лаклейн заправил локон ей за ухо.

— Ох, ты поранила ушко, — ликан наклонился и поцеловал ранку, заставив Эмму задрожать. — И губу, — он следом коснулся ее губ, а затем погладил щеку. Отчего-то сейчас она не испытывала прежнего чувства, что ему не следует к ней прикасаться. — Не прощу Касс за то, что она с тобой сделала.

— Вот и отлично, — ответила Эмма сердито.

— Там внизу ты была очень смелой, — его голос был полон восхищения, и Эмма должна была признать, Лаклейн, ведущий себя так, будто она только что не дала случиться Армагеддону, нравился ей даже больше, чем Лаклейн, целующий ее раны.

— Что тебя изменило? Моя кровь?

И снова добро пожаловать в реальность! Каков наглец!

— Не льсти себе! Просто я многое о себе поняла. Знаешь ли, пережив многочисленные нападения ликанов, — услышав это, Лаклейн вздрогнул, — солнечную ванну и едва ли не оказавшись препарированной вампиром, мне хочется спросить — и это всё? Нет, правда, это всё, чем жизнь может проверить меня на прочность? И если это — худшее, что может случиться, а я буду оправляться…

— Я понял. Твои испытания делают тебя сильнее.