Нет голода неистовей

Именно так. И, черт возьми, почему он должен выглядеть так, будто невероятно гордится этим фактом? В какой момент он начал вести себя с ней по-другому? Эмма понимала, почему изменилась она сама, но вот почему он? И если Лаклейн не перестанет смотреть на нее такими глазами, ей придется задуматься, а хватит ли у нее сил, чтобы справиться с ним.

— Ты проснулась задолго до заката? Я как раз шел к тебе, когда мы услышали Касс.

Эмма проснулась рано, так что у нее была масса времени, чтобы успеть принять душ — а также выругать себя за тот странный приступ боли, который она испытала, когда поняла, что впервые Лаклейн не был с ней в момент ее пробуждения.

— Я плохо сплю — на той кровати.

— Поэтому я нашел тебя под лестницей?

Эмма покраснела. Темная, уединенная и похожая на пещеру площадка — тогда показалась ей отличным местом, чтобы вздремнуть. Видимо, она была не в себе.

— Кто эта женщина? — спросила Эмма, чтобы сменить тему. Хотя на самом деле она знала ответ с первой минуты, как только ее увидела.

— Кассандра. Друг из клана.

— Просто друг?

— Разумеется. Хотя после того, как она тебя поранила — эта дружба под сомнением.

— Ты встанешь на мою сторону, а не на ее? Даже, несмотря на то, что мы так недолго знакомы?

Лаклейн посмотрел Эмме в глаза.

— Я всегда буду на твоей стороне.

— Почему?

— Потому что знаю, что ты будешь права.

— А этот мрачный парень? Боуэн? Что с ним? — увидев нахмурившееся лицо Лаклейна, она добавила, — почему он так плохо выглядит?

Со своими иссиня-черными волосами и пристальным взглядом золотистых глаз, парень был бы просто красавчиком — если бы только не выглядел как исхудавший, озлобленный наркоман.

— Он потерял кое-кого близкого ему.

— Мне очень жаль, — тихо сказала она. — Когда это случилось?

— В начале девятнадцатого века.

— И он все еще не оправился?

— Ему становится только хуже, — он прижался к ее лбу своим. — Такова наша природа, Эмма.

Она поняла, что Лаклейн ждал от нее чего-то. Чего-то большего.

Он видел Эмму в ее худшем состоянии, и все еще испытывал к ней желание. Ее ужасающий вид не помешал ему пойти следом за ней, чтобы проявить сочувствие и поцеловать пораненное ушко. Этот восхитительный мужчина, ходячая мечта стольких женщин, хотел чего-то большего. Хотел от нее. Была ли она готова дать ему это? Сейчас, после своей первой победы, она чувствовала себя смелой и окрыленной, но отважится ли она принять Лаклейна в свое тело, рискуя увидеть, как в нем вновь пробудится зверь?

Прямо сейчас она думала, что ей могло бы хватить на это смелости.

— Лаклейн, если бы кто-то, такой как ты, собирался… заняться любовью с такой как я, смог бы он быть нежным? Делать всё медленно?

Всё его тело напряженно застыло.

— Да, он мог бы поклясться в этом.

— И он не… не превратился бы?

— Нет, Эмма, не сегодня, — произнес он таким низким, раскатистым голосом, что это вызвало дрожь в ее теле, заставив соски напрячься от желания. Она нуждалась в нем, хотела его — при этом, полностью осознавая, кем он был.

Когда Эмма подняла руку и нежно прикоснулась к его лицу костяшками пальцев, он бросил на нее недоверчивый взгляд, но уже через секунду его глаза на мгновение закрылись от наслаждения.

— Лаклейн, — прошептала она. — Я ударила тебя.

Выражение его лица невозможно было прочесть.

— Да, ударила.

— Разве ты не собираешься… дать сдачи?

Застонав, он в ту же секунду завладел ее ртом и, усадив Эмму на туалетный столик, встал между ее ногами. Обхватив ладонями ее попку, Лаклейн прижал Эммалин к своему возбужденному члену. Когда она тихо ахнула, он коснулся ее языка своим, и она ответила на поцелуй. Эмма желала, чтобы он целовал ее глубже, так, как той самой первой ночью в отеле. Но этот поцелуй оказался даже лучше. Лаклейн был агрессивным, но умелым. Он заставлял ее таять от удовольствия, побуждал прижаться к его эрекции еще ближе, желая большего.

Лаклейн тихо зарычал и хрипло проговорил у самых ее губ.

— Не могу видеть, что тебе больно. Не допущу, чтобы тебе снова причинили вред.

Нагнувшись к Лаклейну, теперь уже Эмма целовала его, запустив руки в его густые волосы. Когда он сжал ее попку, прижав Эмму к своему члену еще ближе, ее ноги сами обвились вокруг его талии.

Дрожащими пальцами Эмма попыталась расстегнуть пуговицы его рубашки и, не справившись, издала звук отчаяния. Лаклейн тотчас сорвал с себя рубашку. И ей захотелось поблагодарить его за то, что он открыл ей доступ к своим мускулам, которые так и напрягались и перекатывались под ее пальцами. Возбужденная еще больше, не чувствуя при этом ни капли стыда, Эмма скользнула рукой за ремень его брюк, обхватив напряженную плоть.

Лаклейн откинул голову назад и закричал. Затем задрал ее свитер и бюстгальтер вверх, обнажив груди. Он стал целовать и посасывать ее соски, обдавая кожу горячим дыханием, и Эмма начала думать, что умрет от наслаждения.

К черту будущее, обязательства, страхи и чтобы там ни было еще.

— Я хочу тебя, — выдохнула она, поглаживая увлажнившуюся головку члена. Когда он захватил ее сосок между зубами и зарычал, Эмма выкрикнула:

— Тебя всего.