Читаем Нет прощения (СИ) полностью

Ужасающее ощущение, когда все понимаешь и чувствуешь, а не можешь даже пальцем шевельнуть, чтобы оказать сопротивление. Лежать лицом в сугробе долго не приходится. Меня переворачивают и очень профессионально обыскивают, отобрав волшебную палочку. Я все еще не могу рассмотреть своего врага - снег набился под стекла очков, а я из-за обездвиживания беспомощен, как только что родившийся котенок, и слеп, впрочем, так же, как он. Я чувствую, как снег на лице подтаивает и стекает струйками по вискам, где они и застывают, обдуваемые ветром. Меня куда-то левитируют, но я не в состоянии рассмотреть что-либо, и не только из-за снега, еще не полностью растаявшего на моих ресницах. Я под действием чар мраморной статуей плыву по воздуху, лежа и глядя в ночное небо, с которого сыплется снег. Дышать и моргать - вот и все, что мне доступно из движений, будучи в таком состоянии. Сколько ни пытаюсь, не могу скинуть с себя парализующие чары. Видимо выдохся, воюя со своими демонами, играя со снегом. Похититель что-то радостно бормочет всю дорогу - не разобрать. Я его не вижу, он идет позади меня. Раз я не могу сейчас что-либо предпринять, то решаю заняться тем, что мне доступно - я думаю.

Несмотря на часто повторяемые Северусом слова о том, что моя голова совершенно пуста, и думать мне просто нечем, это не так. Воспоминание о Северусе заставляет мое сердце сжаться от тревоги. Я ведь так и не успел выяснить, что с ним произошло. Возможно, ему прямо сейчас требуется моя помощь, а я вот болтаюсь здесь между небом и землей и абсолютно никак не могу изменить ситуацию. Правильно он говорил, что я не умею думать прежде, чем что-то сотворить несусветное. Ну кто меня пихал на улицу среди ночи? Мысль о том, что Северус расстроится, когда утром не увидит меня в Большом зале, что весьма вероятно, вызывает у меня волну раскаяния в своих необдуманных действиях, однако я стараюсь все же переключить свое внимание на более насущные темы. Пытаюсь сообразить, кому мог понадобиться, и я ли нужен похитителю, или его устроил бы любой студент из Хогвартса. Мелькает мысль об оборотнях, которых недавно вроде видели в округе, но я тут же отбрасываю ее - зачем бы оборотню понадобилось меня куда-то волочь? Все же более вероятной мне кажется версия с местью Пожирателей Смерти или их родственников. Но как кто-то мог проникнуть на территорию Хогвартса незамеченным? Северус говорил, что защитный контур полностью восстановлен, а следовательно, меня похитил кто-то из тех, кто либо учится, либо работает в школе. Второй вопрос, не дающий мне покоя - куда меня тащат? Судя по тому, что нападение произошло на дороге в Хогсмид, то можно предположить, что туда я и движусь столь неприятным для меня способом. И снова, возвращаясь к личности похитителя, прихожу к выводу, что это кто-то из Хогвартса. Только студенты и учителя могут беспрепятственно ходить через границу защитных чар школы, потому что их магическая подпись опознается этой защитой, так мне объяснял Северус. Сердце щемит от нехороших предчувствий. Когда я снова смогу увидеть своего Северуса? Я уже сейчас по нему скучаю, по его рукам, поцелуям, по язвительным репликам и по бесконечной нежности, по его надежности и его вспыльчивости, по его ревности… Мерлин! Его ревность! Что же он услышал такое, что так не на шутку разошелся? Он же знает, что я его люблю! Если бы не парализующие чары, я бы сейчас улыбнулся, вспоминая своего Северуса-собственника.

Неспособное двигаться тело сковывает холодом настолько, что я уже не чувствую ни ног, ни рук, и даже собственное лицо мне ощущается ледяной маской, а дужки очков словно примерзли к вискам. То ли стресс виноват, то ли, действительно, слишком выложился, сгоняя свою злость на снеге, но я даже согревающие чары не могу на себя наложить.

Наконец мой похититель достигает, по-видимому, своей цели, потому что я не просто прекращаю перемещаться - меня весьма неаккуратно роняют на землю. Снега здесь почти нет - он, должно быть, тщательно выметен хозяином того дома, стена которого попадает в поле моего зрения.

- Полежи, Поттер, сейчас мы определим тебя на ночлег, - насмешливо скалится мой похититель, все еще оставаясь где-то за пределами моего обзора, и я понимаю, что меня узнали. А вот я все еще не могу определить, чей это голос - знакомый, но приглушенный, скорее всего, шарфом, он никак не хочет ассоциироваться с кем-то конкретным.

Я слышу стук, видимо, в дверь. Через несколько долгих минут, которые мне, лежащему на холодной земле, кажутся вечностью, дверь с легким скрипом отворяется, и раздается бодрый голос взрослого мужчины:

- Тео, мне это, конечно, льстит, но ты завтра ходить не сможешь, если я тебе еще раз вставлю, - насмешка выглядит доброй, скорее, похоже на подтрунивание близкого человека, любовника, как мне кажется, если судить по услышанным словам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство