Нет сигнала

Он явно уже не ставил это условием разговора, потому просил, а не требовал, но Новиков не возражал. Открыл изображение прямо на телефоне и показал мужчине, только тогда заметив, что на краю стола лежала папка, обычная картонная папка с дурацкими завязочками. Такие любил его дед, а сам Николай терпеть не мог, но не успел ни разозлиться, ни удивиться, увидев надпись, сделанную от руки черным маркером: «UPI 43/07».

– Что ж, похоже, это действительно наш образец, хотя я был уверен, что они уничтожены, – прямо сказал Генрих. – В таком случае, я расскажу вам всё, но вы же понимаете, что эта информация не должна быть разглашена.

– Если это будет возможно, – тут же парировал Новиков, – но, разумеется, без вашего ведома никто об этом не узнает, но кто вы и что это?

Он кивнул в сторону папки, желая как можно быстрее перейти к сути.

– Я вот уже пятнадцать лет возглавляю секретную лабораторию Всемирной Космической Ассоциации, – сообщил Генрих и взял папку. – Это один из наших проектов – United Program Integrity, начатый в связи с проектом изменения атмосферы Титана. Я был там еще до того, как над ним стали работать. Защитный термокостюм весил больше пятидесяти килограмм, но мне все равно удалось собрать много разных материалов, в том числе грунт, в котором Юзеф Бегиш позже обнаружил микроорганизмы, не похожие на наши земные. Бегиш тоже сотрудник нашей лаборатории.

Новиков ошарашенно посмотрел на мужчину. Ему-то казалось, что он о Титане знает все, и Бегиш был лишь приглашенным экспертом Космической ассоциации, но заговорил он о другом:

– Я был уверен, что грунт привез Питер Торманд, – сказал он.

– Да, разумеется. Для общества так и было. На всех космических миссиях есть люди, которым можно показывать лицо, и те, кому надо оставаться в тени. Вы же и сами знаете, что иногда намного удобнее быть неизвестным.

Генрих улыбнулся и сделал глоток. Ему явно нравилось собственное превосходство, и в то же время он словно подталкивал Новикова: «Давай, сделай шаг, поднимись еще на ступень, и мы поговорим на равных. Ты можешь», – будто говорил его взгляд, а Новиков не торопился ни раскрываться, ни понимать. Он только слушал, постукивая краем телефона по правому колену, искусственному и почти бесчувственному, но все равно не выдающему своей тайны даже звуком удара.

– ЮПИ – а мы прозвали проект именно так – был создан для того, чтобы люди могли жить на Титане быстрее…

– Подождите, – перебил его Новиков, – а почему вы из космического пилота превратились в начальника лаборатории?

– Вы тоже почему-то бросили футбол, пусть и любительский, – хохотнул Генрих, но тут же добавил: – С тремя искусственными позвонками летать за пределами атмосферы не рекомендовано.

Новиков кивнул и больше не стал спрашивать. Где, как и когда –  было уже неважно. Он просто протянул руку, чтобы взять папку и заглянуть в документы.

Генрих охотно отдал ее и продолжил:

– Идея была в том, чтобы создать защиту для человеческих легких, симбионта, который создаст защитную мембрану в легочной ткани, будет поглощать излишки оксида азота, добавлять кислород… Утопическая идея, но Анна за нее взялась.

Новиков листал документы и понимал, что Анна Титова возглавила невероятный проект и осуществила его буквально за пару месяцев. В теории ЮПИ должен был работать, и это Новикова по-настоящему поражало.

– На практике все пошло не так, – спокойно сообщил Генрих. – ЮПИ создавали колонии по пять особей, обтягивались пленкой и замирали так во внешней среде. Она хотела провести эксперимент на животных, но ей не позволили. Наверно, в этом моя вина. Я должен был настоять, а пошел на поводу у инвесторов и руководства Ассоциации. Вам в этом плане хорошо. Вы же сами себе и инвестор и руководство.

– Ну почему же, мне тоже часто нужны инвестиции, дотации, да и вообще, вы когда видели честные тендеры? – спросил Новиков, не отрываясь от бумаг.

– Действительно, – тут же протянул Генрих. – Эксперимент провели на людях. На космонавтах, отправленных под трибунал, а она думала, что это добровольцы из заключенных с пожизненным сроком. Впрочем, думаете, у военных с секретных объектов после трибунала есть жизнь? У них нет заключения, только полная очистка разума, а это, как по мне, хуже смерти.

Новиков перестал изучать документы и ошарашенно посмотрел на Генриха. Он был уверен, что технологию очистки разума запретили и нигде не используют. Когда-то способ стирать память, а точнее часть памяти, был настоящим фурором. Многие предпочли забыть о плохих моментах своей жизни. Моральные травмы стали лечиться нажатием одной кнопки, а потом оказалось, что вместе с памятью исчезает что-то еще: среди обывателей это именовалось опытом, потому что люди менялись, у них искажались привычки, а старая жизнь становилась настолько чужой, что в ней уже никто не оставался. Они меняли города, профессии и даже имена, отказывались от родных и старых идей. Все это оказывалось для них чужим.