Нетерпеливые

Теперь он казался слегка растерянным. Только что, в темноте, в нем что-то нарастало, какая-то темная стихия. Я поняла это, но сожалеть ни о чем не стала. Я уже знала, что всему между нами придет свое время. Торопиться я не хотела — мы словно бы совершали дальнее путешествие, и больше всего мне нравилась в нем неспешность, привалы в холодке перед тем, как мне затеряться, а может, чтобы нам обоим надежней затеряться потом.

Сейчас же я отдалась бы его натиску покорно — так застигнутый непогодой в ночи лишь наклоняет голову, чтобы переждать бурю. Его хмельному восторгу я ответила бы легкой экзальтацией и сильным смятением; тут бы чуть больше терпения, чуть больше света, и тогда потом мы заслужили бы то неистовое смешение наших дыханий в дремучих лесах, которые мы исходили бы вдоль и поперек и из которых вышли бы одинаково усталые и безмолвные, оба обогатившиеся покоем, словно унесенной оттуда причудливой листвой.

Все это путешествие развертывалось передо мной во взгляде Салима. И Салим понял это по тому, как я льнула к его груди, как смотрела на него снизу вверх. Он понял, и я сразу же восприняла это ответным путем от него, только более осознанно, как если бы мой разум и инстинкт, все, что было во мне самого ясного, чистого, пронзительного, отразилось в нем, чтобы вернуться просветленным. Я улыбнулась ему. Наша любовь была длинным коридором, в котором он соглашался меня подождать.

Потом я прилегла на кровати, подтянув к себе колени и оставив ему в изголовье местечко, чтобы сесть. Его руки, перед этим распустившие мои волосы, затерялись в этой единственной части меня, которая показалась ему демонической. В тот момент я знала, что ему нравится та доверчивость, с какой я улеглась, и моя ничего не требующая улыбка. Я знала о существовании слов, которые могли бы подойти к этой моей отрешенности, — слов невинности, или неведения, или наивности.

Я отвергала их; я их не любила. Салим медленно проговорил:

— Знаешь, как ты мне нравишься?..

Тон его был серьезен. От того, что он выбрал именно такой тон, чтобы произнести эти хрупкие слова, я преисполнилась к нему чувством благодарности. Я закрыла глаза.

— Тебе хочется спать? — тихонько спросил он.

— Меня всегда клонит в сон, когда мне хорошо, — ответила я.

— Спи, — сказал он.

Его негромкий голос согревал меня. Мало-помалу я растворялась в блаженстве, проистекавшем от его присутствия, от тепла, от мягкой перины, от тишины. Как сквозь вату донеслось до меня, что он встал, снял туфли, с предосторожностями примостился рядом. Последним движением перед тем, как заснуть, я положила ему на грудь руку.

Когда я проснулась, он спал, запрокинув голову с рассыпавшимися волосами. Дыхание его было медленным. Тихонько, чтобы не разбудить его, я приподнялась на локте.

И долго, с серьезным любопытством созерцала его утреннее лицо. Мне казалось, что нарождавшийся день будет вечной зарею.

Глава XVII

Расстались мы на улице, на рассвете. Город был безлюден; мы шагали по улицам, усталые от того, что так мало спали. Салим обнимал меня за плечи рукою, и от этой вольности, которую он впервые допускал на улице, у меня замирало сердце. Я стискивала зубы. Меня знобило. Когда он коротко поцеловал меня в щеку, я состроила улыбку, потом отвернулась и убежала. Я сумела сдержать слезы вовремя, чтобы не пришлось лгать. Он принял бы за обыкновенное огорчение мой страх перед тем, что меня ожидало.

Больше часа я бродила одна по еще спавшим улицам европейского города. Я не знала, что делать: вернуться? Хватит ли у меня храбрости перешагнуть порог дома?.. Но, так или иначе, было еще слишком рано. Следовало дождаться часа, когда Фарида уже точно не застанешь дома.

Я долго шагала бесцельно. Неплохо было бы зайти в какое-нибудь кафе, чтобы отдохнуть, но я не решалась. Я забрела на большой крытый рынок, только что распахнувший двери. Покупательницы были еще редки; из-за прилавков на меня высокомерно взирали смуглые, атлетически сложенные торговцы.

Улицы оживлялись. Город зашевелился, несмотря на то что совсем скоро на него должна была обрушиться жара. Я чувствовала себя опустошенной и сонной. Страх, еще недавно гнездившийся во мне, улетучился. Собравшись с духом, я переступила порог.

К своему удивлению, во дворике я не обнаружила за привычной работой тетю Зухру. Я остановилась. Притихший дом казался брошенным. Словно простоял всю ночь с настежь распахнутыми дверями… Я вошла в комнату Лла Айши. В темном углу под покрывалами, посреди нагромождения подушек, угадывались очертания ее тела.

— Это ты, Далила? — проскрипела она.

— Да… — мне хотелось расспросить ее, но я не знала как. В конце концов под пустым взглядом старухи я рискнула:- Где Зухра?

Этим вопросом я открыла шлюзы для ее жалоб.

— О-о! Сегодня я совсем одна. А вот только что у меня между желудком и горлом снова начал ходить ком — вверх-вниз, вверх-вниз… Я могла бы умереть, и никто бы не…

Я перебила ее:

— А Лелла?

— Ты что, не знаешь? — простонала она.

— Нет, меня тут не было.