Нетипичный атом общества

Четвёрка потихоньку улизнула, а Володя Шилкин долго ещё сидел за столом с хозяином. Оба друг другу понравились и в знак совпадения взглядов они каждые пятнадцать минут чокались стаканами. Идиллию прервал истошный крик, что в доме между Молокановыми и Королёвыми опился и помер родственник жены Константина Маковского тридцатитрёхлетний Вячеслав Глазов. Праздник скомкался, немногочисленные гости – семья Чайковских, убежали смотреть свежего покойника.

Для деревни дело почти обычное, редкий год, когда на Троицу не случалось жертв. Случалось, даже загадывали, кого настигнет рок в следующий праздник.

Володя, как представитель власти вполпьяна зафиксировал происшествие и поехал докладывать в ОВД.

В суматохе праздника и последующей трагедии, никто не заметил приезд Тани Ивановой.

Тётка полезла на чердак за раскладушкой и матрасом. Как и прошлым летом девушку поселили в южной солнечной комнатке, размером два с половиной на три метра. Стол сдвинули ближе к окну, почти трёхметровой ширины, а раскладушку поставили в северо-восточный угол, чтобы не мешала входной двери. Пока устроились наступил вечер. Часы показывали двадцать минут девятого. Из распахнутого кухонного окна Котелкиных лились громкие звуки музыки. Таня прислушалась. Неведомый ей ВИА исполнял лирическую песню «Девочка и мальчик». Пронзительные стихи Онегина Гаджикасимова и мелодия завораживали.

– Что ты всякую ерунду слушаешь? – Заворчала тётка – лучше бы вкусненького что-нибудь привезла. Дура же твоя мать – отправила девку с пустой сумкой.

– Ой, забыла, – Таня полезла в объёмный, полупустой баул и достала из вороха запасного белья и пары платьев заветную бутылку – вот, мама специально передала.

– Другое дело. О, армянский, да ещё пятизвёздочный. Теперь, вот ещё, девка ты взрослая, стирать сама будешь свои вещи.

– Конечно, тётя Аня…

Вскоре взаимная приязнь Тани и Василия переросла во влечение, которое невозможно стало скрыть от окружающих. Людмилу поедал червь ревности. По вечерам они с Таней держали Василия под руки с двух сторон, когда прогуливались по деревенским улицам, но лишь слепой мог не заметить, кому отдаётся предпочтение. Что касается юной москвички, то её лёгкая влюблённость с каждым днём перерастала во всепоглощающее чувство. Она перестала замечать других ребят и с возмущением отвергла слащавую назойливость Валерки Сёмина, который заканчивал одновременно учёбу в трёх школах – общеобразовательной, художественной и музыкальной и считался парнем, подающим самые радужные надежды в будущем.

Василий сдал сессию через пень-колоду, а прибудь девушка раньше – вообще не осилил бы, настолько мысли о ней вытеснили из головы остальное. Пасти деревенскую скотину он отказывался наотрез. Трудяга Лёшка взвалил на себя двойную нагрузку и сильно отдалился от брата, разговаривая с ним редко и неохотно.

В первое воскресенье июля, когда младшие члены бывшей тайной организации зализывали раны, после грандиозного побоища между собой, произошедшего днём, шестёрка молодых людей, на закате солнца прогуливалась по улице, занимая полностью её ширину. Справа шла Таня в дерзком мини-платье, а левее вышагивали Василий, Людмила, Балон, Галя Безрукова и держащий её за талию Валерка Сёмин, который хоть и был младше неё, но достаточно любвеобилен, чтобы ему позволяли это делать. Путь молодёжи лежал вдоль барака. Вишни только начали созревать, спелые ягоды висели отдельными тёмными точками на фоне бледно-красной усыпени. Молодёжь скользнула заинтересованными взглядами по саду, а сидящая напротив своего огорода тётя Дуся, которая оживлённо обсуждала местные новости со своей подругой бабой Леной Мазуриной, погрозила могучим, почти мужским кулаком, дефилирующей компании.

На другом конце барака, на засадной скамейке, восседал гвоздь последних новостей – Боб, окруженный с флангов Митькой и Пиратом. Бою – личность в деревенских кругах по меньшей мере полулегендарная, стоит отдельного рассказа, но, поскольку такой рассказ уведёт совсем уж в сторону, придётся упомянуть о нём вкратце.