Нетипичный атом общества

Ближе к осени власти всех уровней стали усиленно готовится к юбилею Брежнева; ему исполнялось 10 декабря 70 лет. На Василия, как на комсомольского лидера дурдома, в связи с днём рождения генсека, навалились дополнительные обязанности по проведению идиотских мероприятий, типа принятие дополнительных обязательств, дачи (так4 и хочется сказать показаний) восторженных рапортов об успехах, которых в природе быть не может в принципе.

Его вызвал на беседу секретарь парткома Иван Поликарпович, сухощавый человек с лицом, отдалённо напоминающим аристократа с мудрым взором уставшего от жизни алкоголика:

– Василий Иванович, надо резко активизироваться по линии комсомола. Какие мероприятия ты планируешь провести к юбилею вождя и какие обязательства должна взять на себя молодёжь интерната?

– Проведём собрание, организуем концерт, проведём вечер воспоминаний о боевом пути Брежнева… Вот, только, Иван Поликарпович, насчёт обязательств – не знаю. Привес больных увеличить что ли? Глупо звучит. А довести количество сумасшедших до 100 процентов – ещё глупее.

– Ты думай парень, думай! Побольше бумаг-протоколов, резолюций…

– Да бумаги-то, это пустяк, а как реально подойти к делу – не придумал пока.

– Придумаешь, У ТЕБЯ ГОЛОВА РАБОТАЕТ. Что касается бумаг, – это главное, что от нас с тобой требуется. Вовремя отчитаться – наша задача. И ещё, про знамя вверни что-нибудь.

– Какое знамя?

Наше, дурдомовское, которое в красном уголке хранится. Мол, мы свято чтим традиции… Стишок можно.

– Стих сочиню, ладно. А может про экономию лекарств ввернуть?

– О, вот это – обязательно. Кстати, как у тебя с лекарствами, со спиртом?

– Нормально, всегда с запасом. Спирт даром не тратим, только для внутренних нужд.

– Тащи.

– Что тащить?

– Внутренняя нужда пристала. Понял? Директор на обед уедет и больше сегодня не вернется, а я на кухне закуску соображу.

И он набрал номер заведующего столовой…

Выходили два политических деятеля психоневрологического заведения по законам конспирации, в такое время, когда вспомогательные службы покинули интернат, а до вечерней пересменки оставался целый час. Через проходную они проследовали в обнимку и едва сдержались от порывов запеть песню.

– Вася, дорогой мой человек, придумай стишок о знамени – вовек не забуду.

– Поликарпыч! – Василий споткнулся, но устоял – сейчас будет, слушай:

Наш символ кумачевый, -

Священный экспонат

Висит над Колычёвом …

-Отлично Вася, дальше.

– Дальше? Сейчас:

– Любимый интернат.

– Вася, опомнись. Он что, висит интернат?

– Пардон, изменим.

Но дальше пошло ещё хуже: «Паршивый интернат; как старенький халат; и сам тому не рад» и всё в том же духе.

– Нет, извини Поликарпыч, концовки мне не удаются…

Жизнь в стране чуднела день ото дня. Десятого декабря, среди массы подарков, наград и сувениров, Брежневу вручили водительское удостоверение на право управления всеми видами автотранспорта, на все категории, включая автобусы и прицепы, с фотографией, где на кителе только две звезды героя.

Скончался министр обороны маршал Гречко и, вопреки прогнозам, во главе армии поставили Дмитрия Федоровича Устинова, который хотя и носил погоны генерал-полковника, имел к службе такое же отношение, как допустим, дивизионный кладовщик к штурму рейхстага. Ему, а заодно и Брежневу присвоили звание «генерал армии».

Генеральный секретарь на этом не остановился и, отправя в отставку Председателя Президиума Верховного Совета Николая Подгорного, прикарманил и этот высший государственный пост.

… По весне Ирина Котелкина родила сына. Василий, став отцом, набирал всё больший авторитет в интернате. Поликарпович уговаривал комсомольского секретаря поступать в мединститут, доучиваться на психиатра:

– Василий Иванович, – говаривал он – у тебя прямая перспектива стать со временем главным врачом интерната, Дудкину (главврачу) через восемь лет на пенсию. Думай!

Жена, однако, даже слушать Василия не захотела, и он смирился, посчитав достаточным рулить комсомолом и состоять в трёх учрежденческих комиссиях.

Так в суете и хлопотах пролетело лето. В предпоследнюю субботу августа Тамара Котелкина поехала в Егорьевск за покупками. Дети за лето выросли, а Юрка так возмужал, что напоминал не пятнадцатилетнего подростка, а статного юношу. Пройдясь по магазинам одежды и обуви, любопытная женщина отправилась на так называемый Малый базар, не очень крупный городской рынок рядом с Казармами, речкой Гуслянкой и товарной станцией.

Прежде в Егорьевске располагались два рынка – Большой и Малый базары, в простонародье. На рынке побольше, типичном блошином, можно было купить всякую мелочь и не только, но стараниями городских властей (по указке сверху) его прикрыли, как вредный буржуазный пережиток, разъедающий основы социализма. То наследие царского режима и НЭПа, широко раскинулось близ училища UDA? Пока не было придушено.