Читаем Нетленка полностью

Он учил их играть в прятки и крестики-нолики, морской бой и казаков-разбойников. Когда ребята болели всеми мыслимыми болезнями, ухаживал сам, походя прививая навыки первой неотложной помощи и искусство чувствовать чужую боль. Проблема общения никогда не стояла перед обаятельным сыном барона фон Шенны, и он легко растолковал мальчишкам базовый закон человеческого общежития: твоё право махать кулаками кончается там, где начинается нос твоего соседа. Он играл с ними в футбол, и смастерил качели, а потом — ледяную горку, а потом — турник… Герман напрочь исчез из общества, перестал бывать у отца, наплевал на отпуск, выбросил из головы саму мысль об увольнительных, а если и выбирался в город — так только в аптеку и Детский Мир, и каждый раз так спешил обратно, что штатный шофер-ветеран, нетерпеливо пересаженный на пассажирское место, только Богу молился на крутых виражах.


У Германа не оставалось другого выхода, как использовать с ребятами то, чего навидался и научился у тарков: как и в далекой Суони, мальчишки начинали с нуля. Герман вырабатывал у них подвижность костей в суставах, и чувство равновесия, заставляя ходить по доске — сначала широкой и лежащей на земле, а потом — всё уже и выше. Учил прыгать всеми мыслимыми способами: вперед, назад, с шестом, с грузом; они часами висели на руках, и ходили на руках, учились подолгу сохранять неудобную позу. Тарки натаскивали детей сурово, но бережно — так же поступал и Герман. И очень скоро найденыши перестали болеть, приобрели нормальный вид, избавились от шокирующих отклонений, научились петь чарийский гимн, варить кулеш, делать шпагат, не ссориться, бойко читали и писали, и ходили за Германом хвостом.

Не жалея времени на веселые и азартные игры, он учил их походя навыкам настоящих профессионалов. Быт их устоялся; постепенно определились характеры, привычки, профессиональные склонности и профессиональные показания. Германовыми молитвами мальчишки постепенно вытягивались в настоящих орлов, малость, впрочем разнопёрых; вскоре они догнали и перегнали сверстников-арийцев, и… напрочь поссорили Германа с отцом.

Года два с начала эксперимента Магистр честно держал слово, и никаких отчетов не требовал. Но наконец, не видя сына, не имея ни малейшей информации о причинах такого яростного затворничества, он в какой-то момент пожелал узнать, что, собственно, происходит. Приехав на базу лично и без предупреждения, он был неприятно удивлен пугающей худобой сына и скандально-интернациональным составом будущего спецподразделения. Состоялся тяжелый разговор. Припертый к стене, Герман клялся, что чувствует себя прекрасно, не болен, и в своем уме. Естественно, он никак не собирался откровенничать с папой по поводу причин такого странного подбора кадров; без объяснений же все выглядело, мягко говоря, саботажем. Прекрасно отдавая себе отчет в полной безвыходности ситуации, боясь одного — расформирования, Герман истово выпятив грудь, подбородок и глаза на начальство, доложил, что не имел вовсе намерения рушить национальную внутреннюю политику, и подрывных намерений, никак нет, не имел, а с происхождением ребят напутал по глупости. Однако Магистр располагал фактами, и факты эти были возмутительны: подростки-унтерменши по физической и теоретической подготовке выдавали показатели, ставящие отечественные спецшколы прямо-таки в унизительное положение. Одна радость, что Отто фон Шенна уж никак не меньше сына любил чарийскую армию, поэтому от совсем уж кардинальных мер себя удержал — лишь заметил брюзгливо, что не велика честь генералу возиться с ублюдками; Герман в ответ только глазами сверкнул; на папино приглашение в гости холодно сослался на крайнюю занятость, а назавтра уже выслушивал по телефону от одного из братцев радостную весть о своем разжаловании в полковники. Герман дернул плечом, и продолжил свои занятия.

Он учил ребят не только тому, что должен знать простой боевик. Он учил их пользоваться «иллюзией восприятия»: создавать друг из друга двойников, или распадаться на множество людей, и для этого преподавал искусство грима и азы актерского мастерства, твердо веря, что где-то, когда-нибудь, наука поможет им сохранить жизнь себе и другим; учил подражать речи и повадке различных типажей.

— …Как приказчик эконом-магазина отпускает покупку?.. А как говорит, что нужного товара нет?.. Как стрижет изгородь профессиональный садовник? — врешь, это тебе не техасская резня бензопилой

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза