Нетленный прах

– Да, – снова подтвердил доктор.

– Что же они делали? – вскричал Ансола.

И Сеа пожал плечами:

– Кто ж их знает?

Потом Ансола объяснил цель своего визита. Он произносил слова «тупой предмет», «кровоизлияние» и «кастет». Доктор Сеа слушал его вежливо, но как будто слегка рассеянно. «Такое впечатление, – подумал Ансола, – что ему это не важно. Я для него – как ребенок, ребенок, который встрял в дела взрослых». Все же доктор, не поднимая на него глаз, негромко сказал, что он прав.

– Поясните, пожалуйста, – попросил Ансола.

– Да это очень просто и очевидно: раны, имеющиеся на лице и на голове, не могли быть нанесены топором.

– Даже тыльной его стороной? Забыл, как она называется… Обух, кажется?

– Мне эта версия кажется маловероятной. Топорики убийц весят около восьмисот граммов. Так что нанести ими такие раны невозможно. – Он провел пальцем по строчкам заключения. – Вот, смотрите, что здесь сказано. На голове имеются четыре раны, причем все – очень небольшого диаметра. И подобные травмы, мой дорогой друг, имеют собственное наименование. Это мог бы быть удар кулаком, если бы его нанес человек, наделенный необыкновенной физической силой. Какое-то чудовище или гигант. Но в тот день таковых на площади Боливара не наблюдалось, не так ли?

– Именно так.

– Стало быть, остается только одно – удар кастетом. – И, встретив скептический взгляд Ансолы, продолжал: – Если вас это не убеждает, обратитесь к судебным медикам. Может быть, они смогут показать вам кости генерала. Я вижу, вы из тех, кому, извините за каламбур, надо вложить персты в рану, иначе не поверите.

– Кости генерала?

– Ну, у них должен был остаться свод черепа – теменную кость снимают, когда нужно добраться до мозга. В данном случае – до мозговых оболочек. Черепная коробка была, без сомнения, проломлена: на ней остался след от топора убийцы. Через такой пролом и уходит жизнь. – Сеа помолчал и добавил: – Я присутствовал при том, как снимали свод, и, более того, – ассистировал.

– Возможно ли?

– Это верно, как божья заповедь. Друг мой, почитайте протокол вскрытия: смертельной оказалась именно эта рана. И только она одна, насколько я помню – удар топора проломил череп и повредил мозговые оболочки. Остальные раны были не смертельны, не так ли? А эта повредила мозговое вещество, что и привело в конце концов к гибели генерала Урибе. И потому поврежденную часть черепа наверняка сохранили для дальнейшего расследования. Понимаете, это ведь нечто вроде улики. Проломленный свод черепа, костный фрагмент – это, в сущности, немые свидетели преступления. Потому их сохраняют. Кажется, этим занимался доктор Манрике.

– А что же остается в голове покойного? – спросил Ансола. – Чем ее заполняют?

– Дорогой мой Ансола, я вас умоляю – обойдемся без дурацких вопросов. Давайте-ка лучше я напишу вам парочку рекомендательных писем. Вот этим, а не чем-либо иным, я и вправду смогу оказаться вам полезен. Я не меньше вашего хотел бы знать, что же произошло в тот день.

Что же, вскоре это стало известно. В одно дождливое утро Ансола с письмами Сеа явился к доктору Хулио Манрике, преподавателю патологической анатомии на медицинском факультете и судебно-медицинскому эксперту. У доктора была короткая остроконечная бородка и светлые глаза робкого подростка, которые немедленно вызывали доверие у всякого, кто глядел в них. В свои сорок с небольшим Манрике уже считался в Боготе светилом: изучал в Париже хирургию, в Нью-Йорке – болезни органов чувств, в Великобритании и Норвегии исследовал проказу и в госпитале Сан-Хуан-де-Дьос лечил глазные болезни. Его достижения в этой области никого не удивляли, потому что он был потомственным медиком, представителем славной династии врачей; по этой стезе шли и дед его, и отец, а старший брат был личностью поистине легендарной: этот «хирург с волшебными руками» основывал клиники, руководил кафедрами и еще успевал заседать в парламенте, а потом – представлять свою страну во Франции и Испании в качестве полномочного посла.

– Вы знаете, что произошло со мной в тот день? – спросил Манрике у Ансолы. – Вся Богота знает, что со мной тогда случилось. А вы?

Ансола ответил отрицательно.

– Неужто не знаете?

– Не знаю.