Неторопливая машина времени

Зеркало внесло в её бесцветное существование нечто необычное, чудесное, то, что никогда не может случиться ни с тобой, ни с кем-нибудь из твоих знакомых. Нечто, напоминающее вспышку ослепительного света в мире с погасшим солнцем. В конце концов, ей нужно было иметь хоть что-то. Любая мелочь так много значит для того, у кого нет ничего, нет даже надежды. Красота, дружба, любовь — всё то, чего у Кристины никогда не было, и что она даже не надеялась когда-нибудь получить. Теперь же в её бесцветном существовании появилось нечто новое, она увидела возможность выйти за пределы повседневности, даже если это и могло продолжаться совсем недолго. Микроскопическое, но вполне осязаемое счастье.

Кристина продолжала работать, потому что ей нужно было зарабатывать на жизнь, продолжала есть, ходить в контору и возвращаться домой, ложиться спать и просыпаться, но при этом лишь часть ее существа автоматически выполняла необходимые действия, в которых её мозг не принимал никакого участия. Истинный смысл существования Кристина видела теперь в общении с зеркалом; они жила по-настоящему, только склонившись над розоватым стеклом с появляющимся в нём фиолетовым ликом. Почему Кристина сразу же приняла это нечеловеческое совершенство, хотя позже всё человечество с криками ужаса пыталось закрыть лицо руками, чтобы только не видеть эти фиолетовые лица? Постепенно появлявшееся в розовом стекле зеркала лицо, попадавшее к ней в комнату через бог знает какие бездны пространства и времени, было прекрасно, но его совершенство не укладывалось в рамки человеческих представлений о красоте. Для очарованной этим лицом Кристины оно было олицетворением неземной красоты; для неё не было и не могло быть ничего более прекрасного. Фиолетовое лицо без труда затмевало изображения всех прославленных красавцев, сметая одним движением ресниц эти жалкие призраки, чтобы триумфально воспарить во всём своем варварском великолепии.

Это лицо было почти треугольной формы, с удивительно четкими чертами, словно оно было высечено из фиолетового мрамора. Поперек высокого гладкого лба проходил начинавшийся почти на макушке узкий гребень; постепенно сужаясь, он спускался к переносице. Уши были небольшими, плотно прижатыми к черепу и заостренными сверху, как их обычно изображают у Мефистофеля. Безгубый, слегка изогнутый рот напоминал плохо зажившую рану. Небольшой бугорок кожи защищал сверху единственную ноздрю. Косо посаженные треугольные глаза без радужной оболочки и зрачка казались двумя дырами, за которыми бушевало яркое фиолетовое пламя.

Поначалу появлявшееся перед Кристиной лицо было весьма неотчётливым, словно тонущим в густом розоватом тумане. Мало-помалу, оно становилось с каждым днём все более чётким, как бы освободившимся от туманного налёта, и выглядело всё более и более живым. Кристине начало казаться, что между ней и этим существом другого мира установилась странная, но прочная связь.

Жадно бросаясь к зеркалу, она с кружащейся головой с упоением погружалась в фиолетовое пламя треугольных глаз, забывая при этом и себя, и всё окружающее, теряя ощущение времени, без сожаления расставаясь с унылым обыденным миром. И тогда ей начинало казаться, что спокойное неподвижное лицо всё понимало, всё принимало, как данное, несло ей избавление от всех горестей и страданий. Она беседовала с ним, и при этом её печальные глаза светились фанатической преданностью. Ей казалось, что в ответ она получала то же самое. Это была очень странная дружба, союз без слов, заключавшийся в обмене взглядами, всё более и более пылкими с одной стороны и всё такими же невозмутимыми — с другой. Тем не менее, нечто вроде странной дружбы существовало в действительности; возникнув между двумя представителями невообразимо далёких миров, она с каждым днём становилась всё прочнее.

Не отдавая себе в этом отчёта, Кристина стала с бешеной страстью желать реального воплощения образа фиолетового существа, и она начала призывать его. Придите, о, придите же, умоляли её глаза, придите, вы так нужны мне! Это был зов могучий, яростный, неудержимый, и он никогда не наталкивался на непонимание или на отрицательный ответ. Казалось, что существо иного мира с удовольствием откликнулось бы на её немые призывы, но, по-видимому, не имело такой возможности. Желание Кристины увидеть чужое существо рядом росло с каждым днём, с каждым часом, проведённым перед зеркалом; оно сотрясало тщедушное тело женщины, безжалостно, словно внезапно налетевшая буря, комкало её волю. Неделя проходила за неделей, и она всё сильнее и сильнее бросала свои призывы в розоватый омут зеркала. Фиолетовые глаза за непреодолимым барьером стекла, казалось, всё понимали; они будто заставляли её звать ещё сильнее, ещё самозабвеннее, оставляя далеко позади все пределы возможного.