Нэцах

Из коридора, прямо под туфельки Котькиной жены выкатился на лоточке, отталкиваясь деревяшками-«утюгами» от пола, пьяный в дым инвалид, безногий обрубок в гимнастерке с засаленным воротом. Обрубку, несмотря на шрамы и отчетливое беспробудное пьянство, было не больше тридцати. Гимнастерка юбочкой свисала с доски на колесиках.

— Ну, и что ты устроишь? Думаешь, я чего не видел? Отсюда, например, снизу, — он уставился на могучие бедра Зинки, — шикарный вид.

Зина не просто шла, а рассекала, как крейсер, весенний сладкий одесский воздух, выбивая туфлями облачка пыли. Вцепившись в ее шею обезьянкой, подпрыгивала на руке младшенькая Вика, сзади чуть не бежал Котька с чемоданом в одной руке и старшей трехлеткой в другой.

— Зинка! Ну подожди ты! Ну сегодня у сестры заночуем, а там разберемся, — умолял Котька.

— Ну и че ты сюда так рвался?! Голытьба!

Котька догнал и ласково погладил жену по крутой попе:

— Ну не гневи Бога, мы в Одессе — солнышко, тепло. У Женьки точно место есть. Да и Мельницкая в двух кварталах…

Женя была счастлива увидеть живого и здорового брата. А тем более наконец остепенившегося — с супругой да еще и с двумя детьми. Ее восторг поубавился, когда она узнала, что чемоданы при них — это не немедленная встреча, а все их пожитки и серьезная заявка на родительскую квартиру.

— А что, ты к управдому, или кто-там у вас комендант, ходил? Что про комнату-то говорят?

— Ну ты понимаешь, — Котька умильно улыбнулся и склонил голову набок, точно так же, как в детстве уговаривал маму на какие-то свои мальчишечьи интересы.

— Женька, ты понимаешь… Нам сказали подождать, сейчас нет ничего нам, надо пару недель… Максимум месяц перекантоваться… Мне некуда больше пойти. Прости, что приперся…

— И не смей извинятся! — за спиной Котьки внезапно появилась супруга. — Он имеет такие же права на эту квартиру, как и ты! Не жирно втроем в трех комнатах, когда брат на улице остался? Нам две положено! Нас больше!

Женя подняла тонкую бровь и, не глядя на Зинку, посмотрела на брата:

— Сочувствую. Ты где эту малахольную нашел? Или она тебя?

А потом снизошла до невестки:

— Значит, так, пришлым слово не давали. Веди себя прилично, или пойдешь на вокзал ночевать. Без мужа и детей. Я, пока ты в тылу отсиживалась, мужа похоронила и свекровь содержу. Кстати, забыла сказать — у меня туберкулез в открытой форме. Держись подальше, а то вдруг накашляю тебе в тарелку не ровен час, и подохнешь, моря не увидав. Сегодня девки идут спать к Нилке. Девочки к девочкам. Вы стелитесь в гостиной. Вовка идет ко мне. И я сильно надеюсь, что такому агройсен инженеру найдут жилплощадь в ближайшее время…

Котька не врал. У Аньки в ее домике на Фонтане временно разместились Ксюха с мужем и вернувшийся из эвакуации Ванька. У Лиды, которую Котька откровенно побаивался, в сорок четвертом отняли почти всю шикарную жилплощадь, вернув ее в границы восемнадцатого года до двух комнат и общей кухни. И то — с учетом тайных покровителей из госбезопасности. Зная Лиду, Котя даже не совался — эта бы даже на порог не пустила и в старые хоромы.

Котька поможет уложить дочек и выйдет на кухню к Жене, тоже вытащит беломорину и закурит, а потом спросит: — А тебе можно курить? С туберкулезом-то?

Женька горько ухмыльнется: — Мне теперь уже все можно. И шоколадом никто выкармливать не станет. Увы…

— Прости, прости, пожалуйста. Мне дали комнату, но ее инвалид захватил… Мне обещали что-то подыскать… но это месяц где-то… Потерпи…

— Та ладно, — Женька закашлялась в локоть, — не писай до горы — не чужие. Только бабу свою угомони — а то нарвется.

Квартирные скандалы в Одессе шли уже второй год, и это несмотря на то, что еще в сорок пятом «Большевистское знамя» даже вынесло официальный приговор председателю горисполкома Давиденко за работу жилищно-квартирного отдела, а точнее — ее полный саботаж. Вернувшиеся из эвакуации жильцы, комиссованные из армии фронтовики, прибывшие обратно институты с новыми сотрудниками и специалисты, присланные восстанавливать производство, расселялись массово и хаотично. И это не считая обычных граждан, которые решили закрепиться в портовом городе. Тысячи жалоб и заявлений не читались и не рассматривались, на одни и те же квартиры выдавали по нескольку ордеров, а управдомы вместе с дворниками получали целые состояния. Первые — за заветные ордера, вторые — за информацию о пустующих комнатах. И несмотря на смену руководства и обещания навести порядок коренные жители по-прежнему обнаруживали в своих квартирах новых законных хозяев.

Я точно знаю!

— Я ж тебе тысячу раз говорила: в неволе не размножаюсь! — хохотала Ксеня, когда Сансаныч, утирая слезы счастья, обцеловал ее мягкий округлый живот. — А стоило приехать домой, и сразу все получилось!

— Это точно? — оторвался от поцелуев Саныч.

— Да точно, точно. И задержка приличная, и у врача сегодня была. Так что будет тебе Сансаныч-младший.

— А если Сансановна?

— Не, там точно пацан, я знаю…

— Ксаночка, я, конечно, преклоняюсь перед твоими математическими способностями, но тут даже они бессильны.

Ксеня прищурилась:

— На что поспорим?