Читаем Networked David Lynch полностью

Пытаясь спасти ее, Джеффри завязывает роман с Дороти. Она вводит его в неизведанный мир желания и фетишизма, который в итоге оборачивается виной и смертью. В своем представлении Дороти подрывает устоявшиеся представления о роковой женщине в фильмах нуар. Это становится ясно, например, в сцене, когда Дороти разговаривает по телефону со своим сыном, и камера снимает с нее парик. При этом камера парит над ней, превращая Дороти в лысое пятно на грязном красном ковре. Контраст между ее загримированным лицом и головой без парика поражает своей гротескностью. Такая мизансцена вызывает атмосферу утраты и одиночества, которая отражается не только в жалости Джеффри к ней. Квартира Дороти столь же уныла: скудно обставленная, с единственным окном, она больше похожа на подвал, чем на дом. Саундтрек комментирует это соответствующим образом: звуки дрона постоянно искажают недиегетическую музыку. Цвета и использование света в этой сцене напоминают мрачную и гротескную природу картин Фрэнсиса Бэкона (Stiglegger and Wagner 2020: 185). В фильмах Линча Стиглегер и Вагнер выявляют геометрические паттерны, перекрестные переходы, длинные размытые кадры и нечеткость, напоминающие об искусстве Бэкона (Stiglegger and Wagner 2020: 186). В бэконовской манере пространства и люди формируются под влиянием одиночества и пустоты. Их репрезентации также опираются на страх, похоть и "истерию". Трансформация также является лейтмотивом, повторяющимся как в работах Бэкона, так и Линча (Stiglegger and Wagner 2020: 196). Персонажи Линча превращаются в других людей. В результате время, место и смысл становятся изменчивыми. В результате фрагментации истории и ее нелинейного сюжета на первый план выходит повествовательный дискурс фильма. Следовательно, предлагаемое визуальное зрелище вызывает аффективную реакцию.

В этом пространстве персонаж Дороти может быть прочитан как символ сексуального

Она становится ключом к новым ощущениям как для Джеффри, так и для зрителей. Она одновременно позиционируется как жертва и манипулятор в отношениях с Джеффри, которого заставляют заниматься с ней сексом, доминировать и бить ее против его воли. Осмысливая сложный роман Дороти с Джеффри, Сэм Ишии-Гонзалес отмечает связь между психоаналитическими категориями и характеристикой Дороти у Линча:

Триадическая просьба Дороти "Hold Me - Hurt Me - Help Me" наделяет ее рядом позиций, которые смущают и возбуждают Джеффри именно потому, что он не знает, является ли она беспомощной жертвой (кастрированной) или агрессором (кастратором), которого он должен оттолкнуть, от которого он должен бежать, чтобы спасти себя. (Ishii-Gonzales 2004: 56)

 

Таким образом, Линч создает в Дороти амбивалентный персонаж, который разрывается между ролью соблазнителя, с одной стороны, и беспомощной жертвы - с другой. В своих отношениях с Дороти Джеффри также оказывается в неопределенном положении. Он проживает вторую жизнь в отрыве от идиллической нормальности своего существования в маленьком городке, раскрывая таинственную преступную операцию. Преображение Джеффри связано с внешностью Дороти и особенно с ее сексуальностью. То, как он фетишизирует, защищает и желает ее, инициирует изменения в его характере. Подобный разрыв между двумя мирами - распространенный мотив фильмов-нуар. Благодаря культурному контексту классического фильма-нуар, констелляции персонажей, подобные той, что была в "Синем бархате", стали устоявшимся повествовательным приемом: во время Второй мировой войны мужчин призвали на войну, а женщины остались дома, заняв тем самым домашнюю сферу и одновременно получив профессии, которыми раньше занимались мужчины. В результате женщины впервые получили профессиональную эмансипацию и стали более открытыми к понятиям гендерного равенства. Во время так называемой второй волны феминизма 1960-х годов опыт Второй мировой войны вылился в борьбу за освобождение женщин как в домашней сфере, так и в профессиональной жизни. Женское движение 1960-х годов стало реакцией на политику сдерживания Эйзенхауэра и навязанное ему представление о раздельных сферах. В послевоенные годы вернувшиеся солдаты не могли полностью воссоединиться со своими семьями и начать жить нормальной жизнью. В то время как социальное положение женщин в годы войны изменилось, мужчины оказались раздираемы войной. Конфликтная жизнь Джеффри, похоже, повторяет противоречивые эмоции, мораль и личные проблемы, которые пришлось пережить мужчинам после службы в армии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир
Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир

Масштабный всплеск зрительского интереса к Шерлоку Холмсу и шерлокианским персонажам, таким, как доктор Хаус из одноименного телешоу, – любопытная примета нынешней эпохи. Почему Шерлок стал «героем нашего времени»? Какое развитие этот образ получил в сериалах? Почему Хаус хромает, а у мистера Спока нет чувства юмора? Почему Ганнибал – каннибал, Кэрри Мэтисон безумна, а Вилланель и Ева одержимы друг другом? Что мешает Малдеру жениться на Скалли? Что заставляет Доктора вечно скитаться между мирами? Кто такая Эвр Холмс, и при чем тут Мэри Шелли, Вольтер и блаженный Августин? В этой книге мы исследуем, как устроены современные шерлокианские теленарративы и порожденная ими фанатская культура, а также прибегаем к помощи психоанализа и «укладываем на кушетку» не только Шерлока, но и влюбленных в него зрителей.

Анастасия Ивановна Архипова , Екатерина С. Неклюдова

Кино
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины — персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России.Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы — три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в ХX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960‐х годов в Европе.Светлана Смагина — доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино