Неучтенная планета

Но главное открытие ждало человека впереди. С самоотверженностью настоящего бюрократа он снова и снова убеждал корабль заполнить анкету, и тот в итоге сдался. Самой большой проблемой стало определение возраста – корабль не помнил даты своей сборки. Точнее, своего рождения – он заявил, что никто его не собирал. Петерен попросил назвать приблизительно, и корабль загадочно забормотал:

– Если каждый раз примерно по сорок пять шиарийских лет, и всего я помню… допустим, двенадцать… Девяносто шесть, три, семнадцать, четырнадцать, триста восемь, девять, пять, десять, двадцать пять, три… Пять. Тринадцать, ноль, четыре, шестьдесят два, сорок пять, тридцать девять… Четыре. Триста двадцать семь, десять, пять, ноль, семьдесят один, пятнадцать, один, четырнадцать, пять… Ноль. Пятьсот сорок шиарийских лет. Или тринадцать все-таки? Чем дальше, тем больше все спутывается, ни в чем нельзя быть уверенным…

Петерен даже не подумал, что стоило бы удивиться такому солидному возрасту.

– Вы что сейчас делали? – заморгал он.

– Обычное умножение.

– А… – Толстяк попытался вспомнить последовательность, но в памяти всплывало какое-то месиво из цифр. – А в чем принцип?

Корабль раздраженно загудел:

– Как в чем? Нужная цифра всегда в середине.

– А можно еще раз?

– Ну… Пятьдесят два на тридцать восемь. Пятнадцать, сорок четыре, сто тридцать пять, двенадцать, двести четыре, один, восемь, тридцать девять, сто пятьдесят два… Один. Девяносто пять, три, семнадцать, четырнадцать, триста восемь, девять, ноль, десять, двадцать пять, три… Девять…

– Они не в середине! – перебил Петерен. – И откуда вы берете именно эти цифры, эту последовательность?

– В середине, – упрямо повторил корабль, подумал и добавил: – Не знаю, они сами откуда-то берутся. Но я никогда не ошибаюсь.

– Потрясающе… – констатировал человек.

– Он точно не опасен? – спросил у Алисы Смотритель. – Мелкий, конечно, но шустрый ведь. И зачем ему эта железяка на поясе?

– Тише, он же понимает.

– Да он так увлекся, хоть из пушки пали…

Они притаились под кустом, усыпанным белыми цветами, призрачно сиявшими в темноте. Смотритель прикрывал фонарь ладонью и иногда высовывал голову из-под веток, чтобы проконтролировать ситуацию. В нескольких шагах от куста инопланетный гость знакомился с одним из самых безобидных кладбищенских привидений – Белой дамой. От своих многочисленных тезок она отличалась заметным вокальным талантом – именно так было записано в одной из растрепанных книг Смотрителя, который уже много лет вел строгий учет подопечных.

Селес старался стоять неподвижно, как ему велели. Белая дама сидела у могильного камня, спиной к нему, и изредка покачивала закутанной в покрывало головой. Оммо видел выбившиеся наружу и приставшие к покрывалу пряди темных волос, видел узелки на нитях, из которых оно было соткано, но в то же время различал сквозь силуэт призрака надписи на камне и венок с траурными лентами, лежавший на траве.

Откуда-то издалека донесся бой часов, неожиданный здесь, среди полей и лесов, где, казалось, из человеческих сооружений были только домик Смотрителя да кладбище. В молочно-белом тумане звуки задерживались надолго и словно наплывали друг на друга.

– Сейчас, – шепнул Смотритель. В его шепоте слышалась гордость за подопечную.

Дама подождала, пока стихнет последний отзвук и воцарится полная тишина, провела рукой по надгробию и запела. У нее был удивительно нежный высокий голос, и благодаря ему простенькая мелодия из трех нот превратилась в нечто гипнотически печальное. Селес не знал языка, на котором она пела, но уже после первого куплета все понял. В этой могиле была похоронена не сама Белая дама, здесь лежал ее совсем маленький детеныш. Он отправился после смерти в иной мир, где давно забыл о матери, а она истаяла в слезах, осталась здесь навечно, пригвожденная к земле своим горем. И каждую ночь она приходит к могильному камню, единственному напоминанию о том, что когда-то в ее живых руках тихо дышал теплый малыш с мягкой розовой кожей. Приходит, чтобы спеть колыбельную маленькому гробику, покоящемуся глубоко в земле…

Забыв о предупреждении Смотрителя, Селес шагнул к Белой даме, чтобы хоть как-то выразить ей свое сочувствие. Призрак обернулся, и неочеловек увидел, что это совсем молодая самка, красивая, сияюще-бледная, с заплаканными глазами. Продолжая напевать колыбельную, Белая дама протянула в ответ узкую руку, сквозь которую было видно росу на траве…

– Э-э! – предостерегающе крикнул выскочивший из-за куста Смотритель. – Я кому говорил: не трогать?!

Песня оборвалась, привидение заметалось, пытаясь укрыться от света фонаря, и с жалобным стоном растворилось в тумане.

Селес хотел было что-то сказать, но, опасаясь услышать в ответ очередное «не понимаю», только развел руками. Смотритель посветил едва достававшему ему до плеча неочеловеку в лицо, увидел, что тот явно расстроился, и ему стало жалко гостя.