– Эта рекомендация ультимативна. Курс будет проведен. Приносим свои извинения.
– Кстати, я ведь правильно понимаю, что курс… ну… безвозмездный?
– Правильно. Число процедур не ограничено. Пациентка вернется в социум только тогда, когда будет полностью гармонизирована.
В этот момент из-под сотрясающегося от ударов саркофага, перебирая пятнадцатью гибкими лапками, выбрался морфенок. Один из шиари прыгнул к нему, расправляя в полете тонкую мелкоячеистую сетку для временной фиксации особо прытких пациентов, но многоногое существо ловко увернулось и буквально растворилось в сумрачной тесноте кабины.
– Он кусается, – предупредил корабль.
Золотокожие санитары поблагодарили за заботу об их здоровье и выжидательно замерли. Еле слышно шурша, морфенок полз по потолку, сливаясь с обшивкой. Корабль его видел, но объяснить санитарам точное расположение не мог – он путался в сложной шиарийской системе мер, а подсказки вроде «слева в середине, только немного правее» вряд ли помогли бы делу. К счастью, один из коготков детеныша соскользнул, и морфенок с испуганным писком свалился на пол. Шиари загнали его за восстановительный резервуар и набросили сетку, которая автоматически свернулась в небольшую сферу.
– Пусти-ите! – запричитал морфенок, истерически меняя облик. – Пустите!
– Приносим извинения. Это временная мера.
– Что вы с ним будете делать? – спросил корабль.
– Широкий спектр исследований. – Шиари смотрели на больного морфенка с глубоким уважением. – Редкое заболевание, имеет прямое отношение к душевной гармонии. Уникальные симптомы. Бесценный материал.
– Только не очень мучайте.
– Страдания пациента недопустимы. Ему обеспечат симптоматическое лечение. Питание. Благоприятные условия дожития. Он будет доволен.
– А вылечить?
– Сентелия у морфов неизлечима. Мы постараемся улучшить душевное состояние. Физическое безнадежно. И неважно.
– Вот тут при других обстоятельствах я бы поспорил… – заметил корабль и тут же сам себя перебил: – Забирайте его. Можете даже съесть.
Шиари озадаченно переглянулись.
– Морфы разумны. Питаться разумными существами недопустимо.
– Приношу извинения, я пошутил.
В этот момент снова раздался грохот. Все посмотрели на саркофаг, но шум доносился не оттуда. Это вибрировал на своем постаменте бак. Побуревший раствор в нем бурлил и плескался.
– Я про него забыл, – сказал корабль и осторожно сдвинул крышку.
Селес вынырнул из раствора, отплевался, с трудом прочистил горло, стер желеобразную массу с лица и ошалело посмотрел на присутствующих.
– Ты что брыкаешься? – спросил корабль. – Тебе пока нельзя вылезать.
– Я что, в
– Как видишь.
– Почему?
– Долгая история.
– Привет! – с ненатуральной бодростью крикнула из саркофага Айа. – Я с тобой, кажется, поздороваться забыла.
– А с Айей что?
– Долгая история.
Селес закашлялся так, что его чуть не вывернуло наизнанку.
– Кто-нибудь… – Голос пропал окончательно, поэтому он перешел на зловещий шепот. – Кто-нибудь, объясните, что тут вообще творится?!
К сожалению, специалисты по душевной гармонии пятого уровня приняли предыдущий ответ корабля за универсальный.
– Долгая история, – дружно сказали они.
Из саркофага послышались аплодисменты.
Глава четырнадцатая,
Айа мрачно смотрела в фальшивое окно, за которым цифровые бабочки вонзали длинные хоботки в огромные цифровые цветы. Иногда она тыкала в окно пальцем, и по тончайшему экрану бежала рябь. Персонал шиарийского центра выдал ей светло-голубую рубашку, уютную, как пижама, но предназначенную явно не для существ таких скромных размеров и доходившую до самых колен. От еще более трогательных штанов Айа отказалась. От старого наряда остались только сапоги, тяжелые, как маленькие утюжки. Замены для пришедшего в негодность комбинезона у корабля не имелось – в свое время он заказал десяток одинаковых в каильской мастерской, и этот был последним.
Селесу повезло больше – у него в запасе оставалось еще три или четыре комбинезона. Корабль попричитал, что на него не напасешься и на планеты он его больше не пустит, но одежду выдал. А шиари, к радости Селеса, все-таки вернули изъятую обувь, предварительно подвергнув ее термической обработке, из-за чего подошвы потрескались.