Михаил сплюнул в сердцах вслед улетевшей собственности, поднялся на ноги и, стряхивая налипший на грудь и живот сор, почувствовал себя идиотом. Донёсшиеся с улицы звонкие мальчишеские голоса лишь укрепили его в этом чувстве. Что на него нашло? Зачем этот маскарад? Из-за пари? Он ведь даже условий точных не помнит. Ради дела? Кто сказал, что Турчилин и есть убийца? Оленька? Он же сам крайне скептически отнёсся к этому варианту и этому плану, озвученному Кречетовой-младшей. Что изменилось? Голову ему напекло, что ли…
Михаил прошёлся до дверного проёма, постоял там. Послушал, как мальчишки рядятся, кто первый ныряет за водяным. Посмотрел на часы. До прихода генерала оставалось не больше четверти часа. Михаил сорвал травинку, сунул её в рот и, махнув рукой, вернулся в полумрак развалин. Натянул юбку поверх брюк, возблагодарив всех богов, что не додумался снять и их. Посмотрел вниз на кокетливо выглядывающие из-под подола щиколотки. Юбка заканчивалась ладонях в трёх над землёй. Горе-лицедей досадливо цыкнул и нахлобучил на голову припасённую шляпу. Затем поднял шаль, стряхнул с неё труху и укутался, пытаясь прикрыть порванную на спине и не застёгнутую на груди блузку. После чего уселся на бревно, жевать травинку и предвкушать встречу.
Глава 63. Встреча
— Вы? — бегло осмотревшись, удивлённо произнёс Турчилин с порога. — Признаться, я шутника помладше увидеть ожидал…
Михаил перекинул травинку в угол рта и, равнодушно пожав плечами, затряс рукой. Знак на ладони уже знакомо стрельнуло болью. Беглый взгляд помог убедиться, что вторая чёрточка исчезла.
Генерал похлопал по ноге зажатым в руке прутом, затем отбросил его. Он прошагал через всё помещение и, глянув на ладонь разряженного Михаила, понимающе произнёс:
— Пари! Это несколько проясняет дело. Я в ваши годы, помнится, на спор по Моштиграду с женскими панталонами на голове гарцевал. Эх! Молодость…
Генерал вздохнул и, поскрипывая чем-то в спине, уселся на бревно рядом с Михаилом. Настенная роспись, которую Михаил столь тщательно готовил к его приходу, не удостоилась со стороны Николая Дементьевича ни капли внимания.
Турчилин поёрзал, устраиваясь поудобнее, и в конце концов замер, откинувшись спиной на стену и вытянув вперёд длинные ноги.
— Хорошо! — сказал он, прикрыв глаза. — Я помню, как эту мельницу строили. Помню, как работала она… Как разбирали, не видел — воевал.
Михаил обречённо смотрел на генеральские ноги. Сапоги на них были не новые, с невысоким голенищем из мягкой кожи и очевидно тачались по заказу. Форму имели индивидуальную, учитывающую все особенности строения стопы генерала, в том числе выпирающую у основания большого пальца шишку. Было заметно, что обувь изначально шилась с учётом этой особенности, а не растянулась при носке. Михаил с грустью смотрел на эту замысловатую форму, сравнивая её с обнаруженным в лесу следом, и понимал, что не совпадает не только форма, но и размер. Даже на глаз было видно, что из-за косточки ежели генерал и втиснет ногу в простой сапог, то только в очень широкий. Гораздо шире того следа.
— Маскарад-то ты не зря устроил? — спросил генерал, приоткрывая один глаз. — Пари-то выиграл?
Михаил качнул головой.
— Оно ещё не закончено. Да я к выигрышу и не стремлюсь, — признался он.
— Нда? Ну что ж, бывает и так, — вздохнул Турчилин, вновь закрывая оба глаза. — Только вот знаешь, при любом раскладе, выиграешь ты али проиграешь, о девичьей репутации подумать бы не мешало. Хотя тут ты более-менее сообразил. На записке имени не было. Пара намёков в тексте только.
Михаил мысленно похвалил Оленьку — не безнадёжна.
— Да и о своей не забывай. Я, знаешь, когда по столице с панталонами на голове ходил, то панталоны-то шляпой прикрывал. Их и не видел никто… Условия спора того прямо не запрещали… А ты? Переодевался-то тут али так и шёл?
— Тут.
— Уже легче.
— Но обратно так пойду.
— Себя-то в зеркало видел?
Михаил невесело усмехнулся, сплюнул измочаленную травинку и сказал:
— Видеть не видел, но представление имею.
— Во-о-от! Это хорошо, что имеешь… А какой здесь народец живёт, знаешь? Хлебом не корми — дай сплетню разнести… О тебе тут и так в последнее время много наговорили, а ежели в таком виде с кем столкнёшься — до конца жизни не отмоешься…
— Я свою одежду в омут уронил.
Помолчали оба. Паузу вновь генерал прервал.