— Справедливо или нет, но все через это проходят, — терпеливо увещевала Анна брата. — Первые год-два, а у некоторых и три, дар нестабилен, он должен окрепнуть, сформироваться. Ну представь, дитя, когда рождается, оно же на ножки не сразу встаёт! Так и тут. Сперва научись видеть, научись равномерный поток силы удерживать, закрываться научись… Это ведь не запрет, не наказание за шалость, которое можно отменить, если маменьку хорошо попросишь, это порядок, богами установленный. Не иначе, Шестиликая постаралась, не будь этой форы у нас, многие видящие в первые же месяцы свой дар бы выжгли.
— Три? — из всей речи Николенька выхватил только этот факт. — Хочешь сказать, есть шанс, что мне этим костылём целых три года придётся орудовать?
— Прекрати! — не выдержала сестра. — Люди активаторами всю жизнь пользуются! И за благо почитают! Да если бы дар не проснулся, тебе активатора бы ещё лет пять никто не доверил! Да и потом — разве что на пять минут подержать. Посмотри вокруг! У многих в семьях и активатора-то нет, разве что на госслужбе выдают, для дела! Или есть, но один на всю семью — фамильный. Он по наследству переходит. Заметь, детей может быть много, а активатор лишь одному достанется. У папеньки такой есть. Но папенька жив, здоров и, слава Шестиликой, при памяти. Про Веленских вспомни. Они активатор года четыре назад впервые купили, аккурат к поездке в столицу. Да и то — временный, простой самый, который не перезаряжается и хватает его от силы на пару месяцев. А радовались как! А гордились! На Петра Ростиславовича посмотри! У него батюшка когда умер? А активатор фамильный маменька ему когда вручила? Когда ему пятнадцать исполнилось, и ни минуткой раньше! А тебе? Вручили личный, именной, не казённый, а ты, вместо того чтобы спасибо сказать, — нос воротишь!
Николенька посопел, потом уточнил:
— А ты сколько с активатором ходила?
— А я вовсе без активатора ходила.
— Ага! — обвиняюще закричал Николенька.
— Мне уезжать никуда не требовалось, я дома училась, и все решили, что активатор мне ни к чему, — продолжила Аннушка, не обращая внимания на попытки её перебить. — Так что я спокойно училась, а активацию Знака первый раз провела спустя год и восемь месяцев после того, как дар проснулся.
Николенька набрал в грудь воздуху, но разразиться ответной тирадой не успел. В дверь небрежно стукнули, и на пороге показался восторженно-бледный папенька в сопровождении высокого мужчины. Незнакомец был высок, худ, с рыжеватыми волосами той фактуры, которую вроде и вьющимися назвать язык не поворачивается, поскольку ни колец, ни волн они не формируют, хоть ты тресни, ни уж тем более гладкими их не назовёшь. Мятый рыжий пух — вот что красовалось на голове стоящего на пороге мужчины.
— Вот, ваша светлость, извольте видеть — дети мои! — старательно раздувал щёки папенька. — Гордость моя! Старшая и младшенький! Оба одарены! Слава Шестиликой!
— Действительно, боги вас любят! — тонко улыбнулся гость. — Двое одарённых в семье — это даже не редкость, это что-то почти невозможное или давно забытое.
— Анна и Николай, — назвал детей Иван Петрович, затем повернулся, широко повёл рукой, добавил в голос звучности и торжественности и представил гостя: — советник при особе Его Императорского Величества, руководитель Специального комитета при особе Его Императорского Величества, князь Ромадановский!
Князь хмыкнул и сказал:
— Будет вам, Иван Петрович, детей пугать, не на дворцовом приёме чай. Леонтия Афанасьевича вполне довольно было бы.
Аннушка во все глаза смотрела на вошедшего. Любовалась переливами силы, от него исходящей. Николенька и то притих. А как иначе? На пороге классной комнаты в небольшой провинциальной усадьбе стоял не просто князь, не просто большой чиновник, а человек-легенда, имеющий огромное влияние на императора. Поговаривали, что Павел ни одного указа без его ведома не подписывает. Шептались, что он не второй по значимости человек в империи, а первый, поскольку он не единожды переубеждал Его Императорское Величество, да так, что после разговора с князем тот начинал придерживаться прямо противоположной точки зрения, чем до того. А вот Павлу I в отношении Леонтия Афанасьевича такого достичь ни разу не удалось. Так что Аннушка очень хорошо бледного папеньку понимала. Принимать у себя самого влиятельного человека в империи, самого сильного видящего — то ещё потрясение.
— Ну-с, приятно познакомиться, — продолжал меж тем князь, обращаясь уже к молодёжи.
Анна и Николай нестройно проблеяли в ответ, что им тоже приятно и радостно.
— Полно, не стоит терять время на расшаркивания, — не стал затягивать приветственные любезности князь. — С вами, юноша, я непременно пообщаюсь до своего отъезда, но не сегодня. Сейчас мне нужно с вашей сестрой поговорить. Уж больно интересные письма она пишет.