— Знаете, — начал он, — если помощь нужна вам, я присоединюсь к вашим воззваниям. Но если вы ради меня стараетесь, то не стоит. Предпочту сперва себя в порядок привести.
Анна поглядела вокруг, осознала, как они смотрятся со стороны, и поспешно захлопнула рот. Если их найдут лежащими в клумбе, то путь у неё и правда только один останется — в обитель. Она прислушалась к себе. Боли не было. Была слабость. Но это нормально, так всегда после приступа случалось. Нужно просто отдохнуть.
— Со мной всё в порядке, — сообщила она.
— Рад слышать, — выдохнул он.
Помолчали.
— Если вы чувствуете себя сносно, возможно, нам стоит попробовать подняться? — нарушил тишину Милованов.
Голос его звучал потерянно и не вполне уверенно.
— Разумеется, — спохватилась Аннушка. — Конечно. Простите меня, мне, право, неловко…
Они завозились и, путаясь в руках, ногах и юбке, стали подниматься. Оба покачивались, пытались поддержать, но больше опирались друг на друга.
Погода стояла жаркая, летняя, сухая, но садовник княгини добросовестно относился к своей работе. Клумбы были хорошо политы, земля в них была рыхлая, чёрная, удобренная и влажная.
Скудного света, льющегося из окон, хватило чтобы оценить плачевность того состояния, в котором находилась одежда выпавших. Поскольку Милованов приземлился первым, то и изгваздался он изрядно. На светлых брюках чётко выделялись чёрно-зелёные разводы и пятна.
Перебравшись на усыпанную песком дорожку, пострадавшие попытались привести себя в порядок. Деловито и в полном молчании оттёрли руки, смахнули с себя листики, веточки, лепесточки. Придирчиво оглядели друг друга.
Анна бросила вопросительный взгляд на Михаила.
— Вполне прилично, — успокоил он её и добавил, указав пальцем себе на скулу: — Вот только…
Анна понимающе кивнула и потёрла щёку. Михаил качнул головой, шагнул ближе и, вытащив чистый платок, сам молча и очень осторожно стёр грязь с её лица. Постояли едва ли не в обнимку ещё пару мгновений. Колени у обоих подрагивали и подгибались.
Аннушке безумно хотелось уткнуться лбом в так близко расположенное плечо и немного отдохнуть. Останавливало осознание того, что лицо мужчины, которому принадлежит плечо, приобрело нежно-зелёный оттенок, а следовательно, его вряд ли можно считать надёжным пристанищем.
От клумбы раздражающе пахло свежеподавленными цветами, от лип струился приторно-медовый дурман. Все эти ароматы почти заглушили бодрящую нотку бергамота. Почти, но не совсем. Аннушка втянула как можно больше воздуха в грудь и предложила:
— Идёмте? Маменька, наверное, уже волнуется.
Михаил согласно прикрыл глаза. Осторожно двинулись к крыльцу.
— Дальше вам лучше идти одной, — тихо сказал он, остановившись у зарослей шиповника.
Анна посмотрела на спутника, на его всклоченные волосы, одежду в неопрятных разводах и согласно кивнула. Действительно, возвращаться лучше врозь.
Михаил развернулся и полез в кусты. Двигался он неловко, какими-то рывками. Анна смотрела ему вслед и думала, что расстаться следовало на десять шагов раньше. Прятаться в кустах сирени было бы куда комфортнее, чем в колючем шиповнике. Когда шорох листьев, хруст веток и сдавленные чертыхания стихли, Аннушка устремилась к крыльцу.
Глава 18. Путь домой
Михаил трясся в коляске и пытался осознать, что произошло сегодня вечером. Какие неведомые повороты судьбы привели его в такое состояние? Всё тело болело, и он морщился и чертыхался сквозь стиснутые зубы на каждом ухабе, не забывая благодарить всех богов за то, что выбрал именно этот экипаж для выезда. Коляска, безусловно, не производила того впечатления, что новомодный фаэтон, зато Михаил в ней был всего лишь пассажиром, шла она плавно и имела мягкие сиденья, что в теперешнем состоянии представлялось Михаилу немаловажным преимуществом.
Прогулка с барышней по ночному парку. Казалось бы, что может быть приятней? Или безопасней? Вот только и приятность, и относительная безопасность гарантированы вам, если вы вышли на эту прогулку с понравившейся вам девушкой, если же вы вывалились из окна с чрезвычайно странной малознакомой обморочной девицей, при этом отшибли себе всё, что только можно, про удовольствие можно забыть. Про безопасность тоже.
Во всей этой ситуации больше всего раздражало даже не то, что он ушибся, и не то, какими глазами смотрел на него лакей её сиятельства при прощании, а то, что условия пари он так и не узнал. Между тем, прошёл один из восемнадцати оговоренных дней.
Словно в ответ на его мысли ладонь защипало. Михаил при зыбком лунном свете попытался разглядеть Знак, тот, будто пытаясь помочь ему в этом, слабенько засветился. Затем линии стали угасать, все, кроме тех, что образовывали верхний из восемнадцати треугольников. Он, напротив, вспыхнул ярче. Михаил едва не вскрикнул, кожу под этим сияющим символом жгло весьма ощутимо. Наконец всё закончилось. Свет угас, унося с собой неприятные ощущения и фрагмент Знака.