— Ступай, ступай, — поторопила она рыдалицу. — Сейчас Марфа вернётся, негоже, чтобы она тебя такую видела. Она потом в людской такого наплетёт, три круга вспоминать будут.
Ольга, хлюпая носом и поскуливая, спряталась, где велели, там и затихла. Через минуту лишь плеск воды выдавал, что за ширмой кто-то есть.
Аннушка накинула поверх сорочки капот, пригладила щёткой волосы.
Марфа воротилась столь же стремительно, сколь и исчезала. В руках несла поднос, многоярусно и густо уставленный блюдами, блюдцами, розетками, мисками и плетёными корзиночками. В центре стоял чайник тонкого фарфора, с полевыми цветами и тетеревом на пузатом боку. Споро расставила всё принесённое на столик у окна.
Аннушка смотрела и решительно не понимала, как всё эти яства несколько минут назад помещались на подносе, в несколько раз меньшем по площади, чем столешница.
— А барышня где? — спросила Марфа, оглядывая сервированный к завтраку стол с видом генерала, выигравшего сражение. — Неужто и сейчас голодать решила? Я на двоих несла!
— Руки она споласкивает, не переживай, — успокоила её Аннушка. — Ступай, мы сами справимся.
— А постель как же? Не убрано же…
— Ступай, ступай. Не тряси пыль над кашей. Потом уберёшь.
— Как прикажете, — понурилась Марфа и неторопливо поплыла из комнаты, выставив в сторону ширмы чуткое ухо.
За ширмой Ольга старательно журчала водой до тех пор, пока не услышала хлопок затворившейся за служанкой двери. Затем понуро вышла к сестре.
— Успокоилась?
В ответ раздался лишь прерывистый вздох.
— Садись, страдалица, — сказала Анна, мягко подталкивая сестру к высокому стулу. — Сейчас будем пить чай да на жизнь жаловаться.
Она погладила Ольгу по голове и плечу. Разлила свежезаваренный чай по чашкам, уселась напротив сестры и, устроив локоть между миской каши и блюдом с ватрушками, подпёрла ладонью подбородок.
— Рассказывай!
— Он бро-о-осил меня-я-я… — вновь захлюпала носом младшая сестра.
— На пол? — спокойно уточнила старшая.
— Что?
Ольга забыла про слёзы и недоуменно захлопала тёмными от влаги ресницами.
— Бросил, спрашиваю, куда? На пол?
— Тьфу на тебя! Я тут душу изливаю, а ты паясничаешь!
— Ну изливаешь ты, скажем честно, слёзы. И сопли. А я не кривляюсь ни капли. Я, можно сказать, искренне интересуюсь и беспокоюсь. Меня вот Милованов вчера в клумбу бро… гм… уронил.
Анна взяла чашку с чаем и пригубила ещё горячий напиток. По языку прокатилась обжигающая волна слегка горчащей свежести, нос защекотал тонкий цитрусово-мятный аромат. Глаза от удовольствия прикрылись, запах душицы вдруг стал напоминать о бергамоте, и перед мысленным взором внезапно предстал только что упомянутый в разговоре сосед. Вспомнилось, как он осторожно щёку её тёр. Аннушка поперхнулась, закашлялась и чашку с остатками чая на стол от греха подальше поставила.
Ольга смотрела на сестру широко распахнутыми глазищами, в которых полыхало любопытство.
— В клу-у-умбу? Урони-и-ил? — протянула она. — А я думала, у тебя голова разболелась…
— И голова разболелась, и клумба была, — подтвердила Аннушка. — Всё расскажу, но после тебя. Начинай!
Ольга вздохнула, пытливо заглянула в глаза старшей сестры, поняла, что канючить, расспрашивать и умолять — бесполезно, и наконец-то начала связный рассказ.
Трагедия оказалась не так уж велика. Кто-то из слуг княгини перехватил Андрея Дмитриевича на половине пути к Ольге, когда он к ней за третьим обещанным танцем шёл. Молодой человек вздохнул, послал пылкий взгляд в сторону возлюбленной, развернулся и из зала вышел.
— Представляешь, едва ли не посреди зала бросил! Спиной ко мне и вон! А я только Турчилину отказала, сказала, что танец обещан уже, — жаловалась Ольга. — Он ус подкрутил и ушёл. А тут конфуз такой! И музыка уже звучит. И я среди пар одна стою без партнёра! А Андрей Дмитриевич вон выходит! И все на меня так смотрят… И шепчутся. Мне с Петенькой танцевать пришлось! Он мне все ноги отдавил и ладошки у него потные!
— Да, неприятно, — посочувствовала сестре Аннушка. — А как сам Андрей Дмитриевич всё объяснил? Что сказал?
Ольга вновь всхлипнула:
— А он больше не появля-я-ялся…
— Ну так чего ревёшь? Значит, сегодня объясняться придёт. Не верю я, что без причины он от танца с тобою отказался. Не забывай, должность у него такая, что и ночью вызвать могут. Придёт, а ты такая… красивая. Глаза красные, нос опух.
Ольга шмыгнула, решительно встала и пошла плескаться за ширму.
— Думаешь, по делам судейским его отвлекли? — с надеждой спросила она.
— Думаю, — уверенно кивнула Аннушка.
— А что случилось? Не знаешь?
Анна насмешливо изогнула бровь и самым серьёзным тоном произнесла:
— У Невинской золотую посуду украли. Ту, что на полках стояла. Незапертая!
— Правда? — ахнула Ольга.
— Да ну тебя! Какая правда? Пошутила я! Ну откуда я знать могу? Я в это время из клумбы на звёзды любовалась!
Ольга с укоризной посмотрела на сестру, уселась на стул, шумно отхлебнула остывшего чаю и, откусив ватрушку, велела:
— Давай теперь ты рассказывай! Про клумбу. Шутница…
Глава 20. Чай с коньяком