Неудача в наследство

Все Знаки условно делились по времени активации на мгновенно-цельные и ступенчато-фрагментарные, а по источнику активации на те, что активировал непосредственно видящий, и те, что зажигались посредством активатора. Нет, конечно, оснований для классификации было гораздо больше, как, впрочем, и видов, и подвидов Знаков. Даже исключения случались, классификации не поддающиеся. Но обычно этих двух признаков хватало, чтобы основную массу Знаков описать и учесть.

Вот, например, тот знак, что на руках у спорщиков красовался, был мгновенно-цельный. Его видящая по уже известному шаблону создала и одномоментно активировала. При этом в шаблоне уже имелся элемент, отвечающий за видимость символов. Именно по этой причине их Знаки может любой желающий разглядеть, а не только видящий.

Знак на груди Настасьи, вернее его остаточный след, указывал на то, что его тоже видящий активировал, причём делал это ступенчато-фрагментарно, то есть каждый символ или группу символов в нём отдельно активировал. Трактовать такой Знак было гораздо сложнее, многое зависело от конкретно выбранной последовательности активации и даже от длительности интервалов между ступенями. Элемента видимости в нём не было, по этой причине никто из близких Настасьи разглядеть Знак не мог и, скорее всего, даже о его наличии и не подозревал.

Знак на щеке тоже из ступенчато-фрагментарных, вот только зажгли его активатором, и, скорее всего, делал это простой человек. Именно поэтому ему линии и черточки рисовать пришлось. Чтобы самому не запутаться и не сбиться. Линии потом смыли, но Знак остался. И в отличие от того, что на груди, этот знак ещё пылает, ещё работает.

И вот этот Знак, на щеке пылающий, — это было очень хорошо! Нет, для Настасьи и в целом — очень плохо, конечно, но для Славки — очень хорошо! Безликие силу чуяли, видели, не так, как видящие, разумеется, но видели, а вот использовать не могли. Даже активаторы в их руках не работали. Значит, к случившемуся зверству Славка отношения никакого не имел, и это, считай, доказанный факт. Михаил попросил Анну написать ещё один экземпляр заключения, специально для Фёдора Николаевича, а сам направился на почтамт. Дорога до которого за размышлениями промелькнула незаметно.

В главном зале расположилось шумное семейство, по всей видимости из мелкого купечества. Дюжий краснолицый отец выговаривал что-то своей дородной супруге, оба не обращали внимания на горластых отпрысков, рассредоточившихся по всему помещению. Тщедушный служащий почтамта поглядывал на них с высокомерным неодобрением.

— Послание в Моштиград отправить требуется, — Михаил постарался привлечь его внимание к собственной персоне. — Срочно!

— Всенепременнейше! — встрепенулся работник и подтянул к себе книгу регистрации.

Узрев адрес на конверте, человечек заметно струхнул, но взял себя в руки и понимающим тоном уточнил:

— Малую печать тоже будем ставить?

— И малую, и особую, — подтвердил Михаил, вытаскивая из внутреннего кармана три активатора.

Служащий затрепетал с удвоенной силою и пролепетал что-то насчёт того, что малую печать он второй раз за неделю ставит, а особую и вовсе — впервые со времени открытия станции. Видать, времена неспокойные настали. Михаил мог бы поспорить с логичностью цепочки рассуждений, приведшей к такому выводу, но не с самим утверждением. Несмотря на забрезжившую надежду на скорое вызволение друга, на душе действительно было тревожно.

Глава 52. Рокировка

— Ба-а-арин… Ба-а-арин… — назойливым бараном блеял из-за двери Степан.

Михаил с трудом разлепил глаза. За окном висела серая непроглядная муть. Который час? Начало четвёртого? Назвать это время утром язык не повернулся бы даже у самого оптимистично настроенного жаворонка. А поскольку Михаил к ним абсолютно точно не относился, то он и пробовать не стал озвучивать столь чудовищную ложь, а честно простонал:

— Какого черта? Три часа ночи!!!

Он отодвинул подушку, под которую засунул голову, пытаясь, видимо, спрятаться от шума.

— Михаил Николаевич, простите, Шестиликой ради, — заклекотал Степан. Голос его завибрировал с удвоенной силой и стал гораздо выше, напоминая уже не навязчивого барана, а истеричного петуха. — К вам гость! Андрей Дмитриевич встречи ожидают…

Михаил вскочил с постели, схватил висевший на спинке стула халат, шагнул к двери и рывком распахнул её. Степан, до сей поры ведший разговоры сквозь замочную скважину, едва не боднул его в живот, представ пред барином в полусогнутом виде.

— Куда ж вы с босыми ногами-то? Пол холодный. Застудитесь, — запричитал слуга, в очередной раз сменив тональность.

Михаил пошевелил пальцами на ногах. Холодно не было, но обуться и правда не помешало бы. Он отступил на шаг, и Степан наконец-то разогнулся. Встретился с Михаилом взглядом и икнул.

— Гостя где разместил?

— В гостино… ик мало… ик, — попытался ответить стремительно бледнеющий Степан.

— Хорошо, сейчас спущусь. Ты пока кофе туда, что ли, подай…