Неудачная шутка (СИ)

Приглушенное стенами пение раздавалось в камере через коридор. Где-то в другом его конце кто-то бормотал, срываясь на плач. Скрипел подошвами надзиратель.

Джокер лежал в своей камере, в объятьях смирительной рубашки.

Проклятая темнота. День сейчас или ночь? Он попытался вернуться в реальность.

Но в результате только смог представить, что не его беспокоит жуткая головная боль, а что он наступает надзирателю на голову, ломает кости черепа, давит его бесполезные мозги, словно кочан гнилой капусты: бесполезная обыденность.

Пахло сыростью и бетоном.

Бешено болела голова, легкие горели.

Он закрыл глаза, улыбнувшись, и головокружение и тошнота усилились, но стены камеры стали отступать, пока совсем не исчезли.

Он попытался добавить что-нибудь еще в свое воображаемое пространство, помимо уже поднадоевших ему усмехающихся лиц, тянущих к нему покрытые белесой слизью руки, со скуки непременно появляющихся на задворках разума, но мысли ускользали.

Горечь поднялась из желудка в горло, обожгла слизистую.

То место на его голове, где была произведена трепанация, пульсировало; боль все усиливалась: неизвестные ему таблетки плавно прекращали свое действие. Он попытался заснуть.

Джокер провел два года в психиатрической лечебнице имени Элизабет Аркхем для душевнобольных преступников с достаточной для такого срока пользой.

Социальные действия, предпринятые им под влиянием обстоятельств, не стоило считать чем-то серьезным, но скучная мрачная больница, наводненная психами не только в камерах, но и белых халатах, способствовала, и он покорился.

За день ему давали, наверное, целый мешок лекарств - и он долгое время послушно глотал их, хотя разумнее было этого не делать.

Причину, по которой дал себя запереть, он не помнил.

В целом, он обнаружил, что в его памяти зияли дыры даже более основательные, чем прежде. Только среди объятых огнем воспоминаний о боли и признанных незначительными образов о прибытии в Готэм и предшествующим этому годам - все в кучу - оставалась только последняя и неизменная связь с реальностью - образ Бэтмена, притягательная тьма. Его личина и личность… Он не позволил бы себе забыть.

Сперва помнить было несложно - о, эта яркая ненависть, причина существования! - но после операции все ускользало, словно шелковый шнурок.

Он прикусил щеку изнутри, прямо по внутренней части левого шрама, желая вернуться к реальности.

Через восемь часов он, все же заставивший себя немного поспать и теперь развлекающийся изучением внутренних сторон век, услышал отдаленный стук по железу - условный сигнал.

Он лег на пол и изогнулся.

Предварительно он хорошенько подготовился, изображая пушистую овечку, и месяц объедал Крейна, забирая все жалкие крохи белка из его пайка, поэтому он был уверен, что все получится.

Хотя выбираться из смирительной рубашки - не его профиль.

Волосы не могли помешать ему, хоть и отросшие после операции, а вот вчерашний удар по почкам ныл невидимым ему отпечатком. Сейчас он был экстремально худ, но гибок более, чем за всю свою жизнь.

Он завертелся, выпутываясь: трюк поистине цирковой.

Первая рука прошла хорошо, стоило ему подпрыгнуть, опираясь о сырой пол, ловко зажав плотную ткань; другую пришлось выбить из сустава из-за недостатка времени.

Тягучая боль отступила, когда он вправил плечо.

Он подготовил заботливо припрятанную скрепку и встал у двери.

Когда дежурная пара проходила мимо камеры, оттуда послышался стон, полный боли.

Один из них усмехнулся и жестом показал напарнику идти дальше. В голосе Джокера ему почудилось наступающее отчаяние. Наконец. Никто не должен помешать ему.

Но может еще не время?

Он не стал медлить и доверчиво раскрыл клетку, надеясь на незабываемую картину страданий.

В сумраке были видны очертания койки и витал терпкий запах пота.

Внезапно появившийся Джокер набросил рукава рубашки на его шею, уперся ногой в его грудь и начал его душить.

- Ах, старина Том, - сказал тогда он,- скрепка даже не понадобилась, вот какой ты глупый мальчик. Прости, но нашим рандеву пришел конец.

Истекающая жизнь оставила его равнодушным.

- Я знаю, знаю, - закатив глаза, смешливо сказал уже мертвому телу Джокер, - мне тоже тяжко расставаться.

Попав наконец на выход, Джокер подцепил с вешалки в комнате персонала длинное серое женское пальто.

Он зашатался, сдерживая тошноту. Правый глаз видел только желтые пятна. Робу его обильно залила кровь, попав даже на волосы.

Крейн его ждал в условленном месте, благодаря самому Джокеру и своим новыми сообщникам из города.

Он был бледен и мелко дрожал. На скуле расцветал синяк. На нем был чужой врачебный халат с набитыми чем-то карманами, и Джокер оценил иронию Пугала.

- Боже, Джо, ты как девчонка, - поприветствовал его Джокер. - Погнали.

Было четыре утра, и остров был тих. Пока они столь кровопролитно покидали темницу, истек последний день марта.

Дойдя до моторной лодки, которую оставили новые работодатели Крейна, Джокер повез его обходными путями в восточный пригород. Порт Готэма, откуда он прибыл на тюремном судне два года назад, был разумно проигнорирован.