Приободренный удачным побегом Крейн болтал, и Джокер даже не сказал ему заткнуться.
Занималось утро, мотор шумно разбрасывал воду.
Показался берег.
- Спасибо, - в сотый раз сказал Крейн. Пугало был в ярости, и ему было тяжело ее сдерживать, но Джокера он боялся больше.
Прозрачные глаза Крейна смотрели почти умоляюще. Тонкие веки покраснели.
- Ты можешь почувствовать разные странности, ну, со своим характером… Я имею в виду, ты гениален, - Джо льстиво смотрел на него снизу вверх, - просто аккуратней, ладно?
Они прибыли, и борт лодки уже коснулся камней, которыми был выложен берег. Джокер заглушил мотор.
Крейн неуклюже поднялся, дрожа от влажности и ветра.
- Проваливай, - ответил Джокер, выбираясь из лодки вслед за ним.
Он начал небрежные поиски по карманам нового пальто.
- И еще, - на прощание сказал Пугало, самодовольно ухмыляясь и закуривая, - мы собираемся найти того замечательного человека, обладающего секретом Бэтмена.
Неверный свет раннего утра должно быть явил какое-то особо жуткое выражение на лице Джокера, потому что Пугало осекся на полуслове. Через секунду, когда рука Джея загребла тюремную робу и халат сообщника, перед ним уже был наложивший в штаны Джонатан.
- Забудь об этом и ни слова больше. Понял?
И Джо понял.
========== Глава 2. ==========
После ухода Крейна Джокер достал помаду незнакомки, найденную в кармане пальто, и - несколько поспешно, дрожа руками, торопясь и захлебываясь слюнотечением - нарисовал себе улыбку, обильно обводя свои шрамы, расширяя, продлевая их. Помада была бордовая, темная - не то, что нужно, но сойдет.
Выбросив тюбик, он пошел в ту же сторону, что и Крейн, но находя текущие дела важнее безопасности.
Он шел мимо аккуратных домиков, тошнотворных белых заборов, дурацких вечнозеленых газонов.
Невдалеке зазвенела механическая музыка мороженщика, и Джокер понял, что утро подходило к концу.
Когда фургон с прицепленным к крыше пластиковым муляжом сахарного рожка медленно поравнялся с Джокером, он сильно ударил кулаком по блестящему белому крылу машины, оставляя вмятину.
Костяшки порозовели.
- Эй, какого… - дверь открылась, явив разозленного мужика в форме продавца, оставшегося с открытым ртом, полным невысказанных ругательств, когда он увидел его грим и корку из засохшей крови на его груди.
Он легко вытащил оцепеневшего мороженщика из кабины, и сказал:
- Ключи и форму, и можешь проваливать.
Противореча себе, он взял жертву за плечи и ударил о капот головой так, чтобы он потерял сознание.
Сегодня он побудет Сантой.
В пригород Готэма въехал белый фургон.
Джокер удобно устроился на водительском сиденье и выключил рекламный динамик. Он переоделся и даже перевязал волосы в куцый хвост. Зрение вернулось.
Он рассчитывал бросить машину возле парковых посадок, окружающих поместье с западной стороны. За полицейские поиски он не беспокоился: само имя хозяина помешает даже Гордону быстро обнюхать все.
Ему времени хватит.
Глаза были суше пустыни и горели. Они заслезились, когда он протер их.
Прошел дождь, и пар появлялся от его дыхания: он входил в разреженный лесок. Утро сюда еще не добралось, и было сумрачно.
Выбрав подходящий клен, Джокер вцепился в неприятно влажную ветку и, распугивая белок, устремился наверх.
Он пожалел, что не размялся, но ловко скользил, протирая боками кору. Головная боль отступила.
Он устроился на толстой ветке, близкой уже к кроне, и вдохнул побольше воздуха, пахнущего прошлогодними подвялыми листьями и мхом.
Эти посадки отличная идея. Он ухмыльнулся и стал рассматривать вдали то, ради чего он совершил восхождение.
Ни полицейских машин, ни каких либо других не было ни у главного входа, ни у одного из черных. Подъездная дорожка была пуста. Большой глупый дом.
Белые брюки мороженщика все промокли и были измазаны грязью; плечи в добротном твиде пальто были сухими, но за воротник натекло с верхних веток.
Общая влажность, казалось, даже пропитала его волосы.
Альфред был весьма обеспокоен состоянием воспитанника, особенно после вчерашней ссоры, грандиозного финала их последнего противостояния.
Он степенно шел мимо фамильных портретов семьи Уэйнов, а это был верный путь самоедства.
Брюс наговорил такого! Что сказали бы Томас и Марта!
Как легко ломается то, что устроено на мести…
Брюс вдребезги разбивал драгоценные вазы, Брюс гробил свое здоровье, Брюс даже не встречался с другими людьми с февраля, когда праздновали его День Рождения, потому что не выходил из дома!
Кроме того, он не выходил и из своего крыла уже восьмой день. Альфред исправно таскал подносы с едой, заваривал чай, но он почти не ел!
Он так и не спускался в подвал.
Старый дворецкий достал белоснежную тряпку и стал протирать от пыли портрет Кеннета Уэйна, деда Томаса, вспоминая день встречи с ними, с Мартой, солнечные блики, застилавшие ему глаза, когда он узнал о смерти лучшего друга, рождение и детство Брюса, которому поклялся служить.
Который теперь тонет в пучинах депресии, разбитый, раздавленный. Не принимает помощь. Если бы он снова стал Бэтменом, мог бы он иметь шанс на нормальную жизнь? Сейчас это не казалось такой уж чушью…