Джокер пожал плечами, чувствуя приближение приступа ярости - неожиданное, чем-то явно спровоцированное.
Верно, слишком расслабился, где-то недосчитался, слишком затаился.
- Может быть. Маниакально-депрессивное расстройство…
- Ты бы еще нашел у меня коулрофобию.
- О, я бы попросил вписать мне в досье хироптерофилию.
Сказав это, Джокер неуверенно оскалился и решил не продолжать опасную тему.
- Я не стал читать твою карту. - вдруг сказал правду Брюс, который в ужасе бросил ее после первых страниц.
Вот это было забавно.
- Испугался? - с наслаждением прошептал все более нестабильный Джокер, и зашарил по карманам в поисках чего-нибудь потяжелее.
- Джей…
- У меня столько идей, Бэтс. Столько идей. Так много нужно сделать. О, я так опаздываю!
То, что он вдруг заговорил как Белый Кролик - вот это было жутко, а вовсе не все то призрачное или реальное унижение, душевная нагота и боль - что там можно увидеть в его карте.
- Что происходит?
Псих вытащил из кармана пиджака горсть розовых желатиновых капсул, махом проглотил их, и уставился перед собой.
- Это совершенно неважно.
Брюс не поверил и поспешил вернуть его в дом.
Он въехал в западный выход основной Пещеры, которым почти не пользовался, наклонился и вытянул его из машины за руки, с тревогой рассматривая помутневшие глаза.
- Что случилось?
Джокер стиснул зубы, не желая отвечать, и с нечитаемым выражением следил за ним.
- Джокер? - Брюс стиснул зубы и потащился с ним к лифту, борясь с желанием отнести его, сократив эту мучительную сцену.
- Ты не можешь повлиять на это, - злобно отвергли его через плечо. - Оставь меня в покое.
Без всякого сомнения, это было лишь приступом ярости.
- Я должен. Джей?
Они поднялись на первый этаж старой пристройки.
- Нет. Не должен. Не лезь.
Брюс поспешил содрать с себя хотя бы верх брони, разделяющей их, словно каменная стена.
Взгляд Джокера метался по комнате, он чаще обычного облизывал губы, но это не помогало - подбородок блестел от слюны, и он слышал его тяжелое дыхание.
Сразу же почувствовал себя негодяем, злоупотребляющим своим положением. Стыдное знание.
Рассудительность впервые мешала принять верное решение: он почитал сейчас правильными отчаянные вещи.
Но колебался он недолго - обнял его, обхватил за плечи, прижал к себе посильнее, двинул плечом, чтобы стереть тканью слюну, так раздражающую этого психа обычно.
- Просто объясни, что происходит. Я помогу тебе.
Это Джокера только рассмешило. Разумеется…
- Отойди, Бэтти, ты пожалеешь, - противореча себе, он вдруг рванул ворот неопренового облачения и присосался к чужой шее в совершенно бесстыдной манере.
Удивлялся Брюс недолго - низко зарычал и вжался в него всем телом.
Джокер попытался унять хохот, снова впиваясь в смуглую кожу, слишком сильно и зло, оставляя широкий, неровный след.
Мигнул свет, задрожали оконные стекла: начиналась беспокойная летняя буря.
- Джокер?
Ответа, разумеется, не последовало: горький запах, кадящий с разгоряченной кожи, усилился; кривой рот двигался в не-поцелуе, кадык ходил, словно чертов псих не ставил ему засос, а хлебал кровь из его горла.
- Смотри, сам не пожалей, - Брюс силой отнял изуродованные губы от жаркого дела и широко отер с них слюну большим пальцем, пытаясь определить примерные последствия глупости, которую собирался совершить.
Наклонился и попробовал правый шрам на вкус, разглаживая грубый рубец языком. Левый оказался ничем не хуже. От центрального его отвлекло безусловное предчувствие опасности.
Он поднял глаза, запрещая себе продолжать, и поразился еле заметной панике в темном взгляде.
Джокер впервые чего-то боялся. Бэтмен помнил каждый удар, который нанес ему когда-то; каждый взгляд, когда кто-то из них был загнан в угол - но вспомнить его страха не получалось. А теперь - нежданные блага.
Это было приятно, но так не годилось.
Лицом к лицу приступ острой жалости скрыть не удалось, и он имел честь видеть направленный на него злобный взгляд, ощутить болезненное прикосновение цепких пальцев на собственной спине, которые, должно быть, собирались проникнуть ему под кожу, глубже - миновать мышечную преграду, клетку костей, добираясь прямо до сердцевины.
- Дж… - невнятно начал он, пытаясь разорвать порочный круг взаимовозбуждения, но его прервало важное дело: Джокер наклонился, чтобы зализать оставленную только что метку.
Брюс Уэйн, пытливый исследователь теней, сглотнул и запрокинул голову, нащупывая острые крылья клоунских лопаток.
Движения влажного языка почти доставляли ему боль, сочилась слюна. Он поднял руки, с сожалением отрываясь от осторожных поглаживаний, и снова приложил пальцы к шрамам, разглаживая маслянистую кожу - словно пытался оттащить бешеного пса от своей шеи.
С некоторых пор он ненавидел собак.
Злодей выгнулся, глаза его блеснули, отразили электрический свет ламп.
Брюс разжал челюсть, позорно прямо глядя, с присущим ему размахом мечтая открыть Джокера, обследовать, пересобрать; раздираясь этим, просто быстро раздумывая о более откровенных прикосновениях и поцелуях.