Неудачник

Попрошайничают, жалуются. Здоровые, трудоспособные люди! Или старики, которым не хватает внимания, но предостаточно бабской, жеманной стервозности, не зависимо от пола. Или искатели справедливости, что завалили жизнь, и словно пытаются оправдаться. Я устал от таких. У меня уже фильтры в голове появились, все ненужное убирают…

— Это цинизм, парень, — говорит Гаврилыч.

— Да, хрен с ним. Цинизм так цинизм. Я устал от паразитов, понимаете? От волков в овечьих шкурах. Где, покажите мне, нормальные люди? Или мы живем в разных вселенных?

— Ты запутался, парень, — говорит Гаврилыч. — И оружие тебе сейчас ни к чему. Но я уважаю твой выбор. Хотя, охотнее продал бы коллекционеру.

Понимаешь, у оружия тоже есть свой век. Отжив его, ствол становится достоянием времени, и место ему — в музее, но никак не на разборке. Пистолет к руке прикипает, и редкий ствол любит менять хозяина. Тем более, такой как этот. Тут важен масштаб личности. А ты запутался, дел наворотить хочешь…

— Пойми, Гаврилыч, мне действительно нужен пистолет.

— Я продам тебе его, — соглашается Гаврилыч. — Думаю, можно продать.

— Спасибо, — говорю я. — Можно подержать?

— Конечно.

Я беру пистолет, подношу поближе к глазам. Рассматриваю надписи, текстуру металла, глажу. Примеряю рукоять к руке. Она шершавая на ощупь, сидит хорошо.

— Только помни, — говорит Гаврилыч. — Твое оружие в любой момент может быть использовано против тебя.

Я вытягиваю пистолет, проверяю тяжесть. Удобно, хорошо. Целюсь в окно. Гаврилыч неожиданно хватает за руку, резко давит на ладонь, отчего пистолет выскальзывает, будто бы сам оказывается в другой руке мужика. Он направляет ствол в грудь, делает вид, что стреляет.

— Ты труп…

Так не честно, хочется сказать мне. Но понимаю, что действительно труп. Даже против Гаврилыча.

— Если собрался против серьезного противника, твой единственный шанс — неожиданность. Засада, темнота, выстрел в спину. Без ненужных сантиментов. Дашь даже небольшой шанс — ты труп.

— Спасибо, — говорю я. — Сколько с меня?

— Ты забыл про патроны, коллекционер.

— А у вас есть?

— Конечно!

Гаврилыч берет табурет, выходит. Долго роется на антресолях, шуршит бумагой, гремит инструментами. Возвращается со свертком.

— У нагана семизарядный барабан, — поучает Гаврилыч. — У меня тут около двадцати одного патрона разной степени испорченности. Патроны старые, но осечек должно быть минимум. Ты там выбери потом те, что лучше.

— Хорошо, — машинально отвечаю я, беря сверток. — Так сколько с меня?

Гаврилыч называет сумму. Я достаю кошелек, отсчитываю несколько купюр. Когда передаю, лицо Гаврилыча слегка меняется. То ли глаза загораются, то ли улыбается как-то алчно. Но становится неприятно. И, когда передаю деньги, стараюсь не касаться его пальцев.

Но вот деньги у него, и передо мной опять борец за справедливость, въедливый мужик с легкой примесью паранойи.

— Ладно, заболтались мы, — говорит Гаврилыч, всем видом предлагая проследовать на выход. — У меня еще огород сегодня, и ремонт…

В коридоре, перед дверью, похлопав меня по плечу, говорит:

— Давай, малыш! Здоровье береги, это я всем говорю. А тебе скажу больше. Хоть страна у нас и сучья, другого места для таких как мы нет. Иди, и делай, что должен.

— Прощайте!

Так я оказываюсь на пороге, и понимаю, что в руке пистолет, а деть его некуда. Заправить в штаны — будет видно. В кармане будет выпирать. Там еще патроны. Я снимаю футболку, оборачиваю пистолет. Ветровку застегиваю почти под горло. И в таком виде иду до ближайшего киоска. Покупаю пакет. Сворачиваю в подъезд кладу пистолет туда, надеваю футболку.

Всю дорогу до дома нервно оглядываюсь. Кажется, что кто-то идет следом, смотрит, и запоминает. Что Гаврилыч сдал, и сейчас, вон из-за того угла, или кустов выйдут крепкие ребята в штатском, предъявят удостоверения и попросят пройти с ними. Руки слегка трясутся. Понимаю, что этим больше свечусь, но ничего поделать не могу.

Но ничего не происходит. Впрочем, понимаю это, лишь когда захлопывается дверь, отгораживающая квартиру от внешнего мира.

В комнате кладу пакет на стол, достаю пистолет. Темный, красивый. Как реликт прошлого, ископаемое, артефакт, способный раскрыть важные тайны. Только мне все это не нужно. Достаточно лишь уверенности, что в тот самый момент раздастся выстрел, что сметет, выжжет в пороховом газе мой позор. И унесет Серегу в ад.

Беру в ладонь, сжимаю. Почти чувствую, как сквозь рукоять и металлические внутренности, в меня просачивается энергия оружия, придает уверенности. Сейчас, с наганом в руках, я готов к свершениям. Может быть, впервые в жизни. Так, чтобы отбросить все лишнее, гордо подняться на вершину, несмотря на то, что там холодно и слепит свет холодных звезд. Я готов! И пусть реальность расступится, пропуская вперед героя!

Пристрелка