Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Между тем сами американцы, охладев к идее сотрудничества с Советским Союзом в Германии, перешли к методам «сдерживания» советской угрозы. Бирнс достиг соглашения с Бевиным о том, чтобы объединить управление американскими и британскими зонами. Так была создана Бизония. В своей речи 6 сентября 1946 г. в Штутгарте госсекретарь США, прибывший сюда в сопровождении сенатора-республиканца Артура Вандерберга и сенатора-демократа Тома Конэлли, заявил: «Мы не собираемся уходить. Мы здесь остаемся». В заключение речи Бирнс предложил, чтобы именно Соединенные Штаты, а не Советский Союз, стали основным гарантом будущей суверенной демократической Германии. Пообещав передать германскому правительству контроль над Руром и зарейнскими землями, Бирнс вдобавок намекнул, что Соединенные Штаты вовсе не считают новую границу Германии с Польшей (по линии Одер — Нейссе) окончательной^{275}.

Речь Бирнса укрепила кремлевские власти во мнении о том, что администрация США желает избавиться от советского присутствия в Германии и не признает за Советским Союзом сферы влияния в Центральной Европе. И все же трактовать речь госсекретаря можно было двояко — в более «мягкой» форме или в более «жесткой». Сторонник «жесткой линии» заместитель Молотова Сергей Кавтарадзе писал, что Соединенные Штаты «потенциально являются самым агрессивным государством. Если возможность новой войны не исключена, то, несомненно, ее возглавят США». Превратив Германию в свою базу и устранив в ней присутствие «советского фактора», американцы «могут реально рассчитывать на доминирующее диктаторское положение в Европе». Согласно этой оценке, речь госсекретаря являлась частью стратегического плана, нацеленного на Советский Союз. Другие высшие чиновники советского МИД писали, что Бирнс хочет мобилизовать «германскую реакцию» и «германских националистов» против Советского Союза, однако они не называли действия американцев агрессивным планом. Некоторые из сотрудников МИД продолжали настаивать на том, что политический и дипломатический компромисс по германскому вопросу все еще возможен^{276}. Тем не менее из имеющейся внутренней переписки нельзя определить, какова могла быть основа такого компромисса.

Решающее слово, разумеется, оставалось за Сталиным. Кремлевский властитель обсуждал положение дел в Германии с Молотовым, Вышинским, Деканозовым, Жуковым, Соколовским и другими, но по-прежнему уклонялся от прямых оценок. Ставя задачи перед будущими лидерами СЕПГ Вальтером Ульбрихтом и Вильгельмом Пеком, Сталин пользовался революционной лексикой большевиков: «программой-минимум» было сохранить единство Германии на буржуазно-демократической (Веймарской) основе; «программа-максимум» обуславливала построение социализма в Германии в соответствии с советским пониманием «демократического пути» развития этой страны^{277}. Как бы ни относиться к подобным рассуждениям, очевидно, что Сталин тянул время и не спешил с советизацией в зоне советской оккупации — в надежде на то, что влияние немецких коммунистов распространится на территорию остальной Германии. Сталинский двухэтапный план развития событий имел бы смысл в том случае, если бы в мире действительно разразился послевоенный экономический кризис и Соединенным Штатам пришлось бы вывести свои войска из Западной Германии. Однако этого не произошло — ни в 1946 г., ни после.

В своем дневнике Семенов вспоминал, что Сталин встречался с ним и с немецкими коммунистами, по меньшей мере, «каждые два-три месяца». Кроме того, он утверждал, что получал прямые указания от Сталина по стратегическим вопросам, которые нацеливали на то, чтобы мало-помалу строить в советской зоне «новую Германию». По словам Семенова, существуют записи «более сотни» бесед со Сталиным на тему планов политического строительства в послевоенной Германии. Однако в книге учета посетителей Сталина отмечено только восемь встреч Семенова и делегаций восточных немцев с советским вождем в Кремле, а поиски сведений о других встречах в архивах не увенчались успехом^{278}. Существенно пошатнувшееся здоровье все более вынуждало Сталина делегировать текущие дела в Германии своим заместителям и чиновникам.