Неудержимолость

И, вроде, мир потеплел к июлю.
Я, вроде, снова не одиночка.
Поёт «Поэт» и шумит «Арт-Улей»,
писатель на кон поставил точку.
Трон умещается в старом стуле.
Любовь живёт в шерстяных щеночках,
и, может, в том, что тебя надули.
И, может, в синих моих чулочках.
Я продаю самовары в Туле,
в Ultima Thule. Я тот, челночный.

Мне двадцать лет, Петербургу триста.

Жертвы становятся палачами.
Никто с листа не играет Листа.
Стихи в печах ничто не печалит.
О твой чужой итальянский vista
мой русский взгляд разбивался в чайных.
Моя вина, как вино, игриста.
Я виновата ещё в начале.
Я получаю диплом лингвиста,
не овладев языком молчанья.

Можешь сказать, что виновен Путин

в том, что тебя у меня нет в доме.
Семь выходных, недостаток буден,
часы не бьют по лежачим в коме.
Моя – на пульсе. Твоя – на пульте.
Поэтому вместе им неспокойно.
Уподобляйся и дальше Будде.
Не выходи из янтарных комнат.

Прости за то, что тебя забуду.

Прости за то, что тебя запомнят,
как адресата, чужие люди,

чтобы раскланяться в «No comment».

«Ты появишься в инвизе…»

Ты появишься в инвизе.
Безупречен, Бога с два.
Я влюблюсь в тебя до жизни.
Смерти нету, смерть мертва.

Голос слаб. И не возьму я

ни одну из древних нот.
Я спою тебе восьмую.
Жизнь по правилу «why not».

Вот мой ключ и вот твой панцирь.

Мостик света через тьму.
Я тебя не трону пальцем.
Пальцу это ни к чему.

Зарыдает синтезатор.

Видишь, в клавишах – вода?
Я тебя забуду завтра.
Завтра значит никогда.

Электричка, полустанок,

накормить стихами стол.
Я тебя любить не стану.
Я придумаю глагол.

Раз, два, три, четыре. Вечер —

ахиллесовой пятой.
Я тебя увековечу.
Точка станет запятой.

«Я мечтал о далеких морях и горах…»