Неудобная правда. Часть вторая

– Мама моя давно умерла. А папа, оставив меня одну, отправился на заработки в Париж. Он очень хороший плотник, и он обещал, что как только заработает немного денег, то я тоже перееду в Париж, в этот прекрасный город.

– Друг мой, – обратился к дю Барри король, почувствовавший внезапное желание остаться наедине со своими мыслями – я оставляю вас и продолжу путь верхом. Карета в вашем, – сделал он ударение на слове «вашем», многозначительно посмотрев на опытную фаворитку, – полном распоряжении. С нетерпением жду вас в Версале, – сказал Людовик и, повернувшись к Анджелайн, с улыбкой добавил: – Твоё имя на счастье тебе дано, милое дитя. И я как король Франции обещаю, что ты будешь счастлива!

После этих слов Бурбон при помощи небольшого табурета сел на лошадь, пришпорил её и, находясь в плотном окружении всадников охраны, умчался вдаль.

Спустя несколько минут дю Барри сообщили о том, что карета в полном порядке, причину внезапной поломки обнаружить так и не удалось, неисправность удивительным образом исчезла сама собой.

Вскоре Анджелайн в сопровождении дю Барри с нескрываемым любопытством разглядывала комнаты дворца. Людовик вполне искренне отпускал в её сторону лёгкие любезности, ведь она и правда была хороша собой и интересна. В процессе ненавязчивых разговоров с девочкой он узнал историю её семьи, потом, наслаждаясь обществом немного ветреной, забавной Анджелайн, терпеливо объясняя правила, учил играть её в карты. И, сознательно поддаваясь ей, слыша её непосредственный смех, довольно похлопывал себя по коленке. Развлекая гостью занимательными рассказами из истории Франции, король наблюдал за тем, с каким живым интересом, не перебивая, слушает его малышка.

За ужином Людовик, находясь в прекрасном расположении духа, объявил девушке о том, что завтра она переедет жить в новый дом, находящийся в Париже, и получит из королевской казны сто тысяч луидоров единовременного пособия.

– А ещё, – весело глядя в округлившиеся от удивления глаза Анджелайн и игриво прикоснувшись пальцем к её вздёрнутому носику, добавил он, – я отдал приказ назначить тебе, восхитительное дитя, ежегодное пособие в размере пятидесяти тысяч луидоров.

Малышка, прижав ладошки к зардевшимся щёчкам, раскрыв чувственный ротик, с нескрываемым восхищением смотрела на старика.

– Милое очарование, – довольный собой, продолжил Бурбон, – ты будешь входить в новый для тебя мир под присмотром и заботой госпожи дю Барри. Она постарается предпринять все меры для того, чтобы тебя в этой жизни ничто не огорчало. И пообещай мне, что ты не откажешься как можно чаще навещать своего короля, который восхищён твоим умением согревать любовью всё, что окружает тебя. Признаюсь, я никогда раньше не встречал такой чистой искренности, как у тебя. Ты истинно ангел во плоти!

Округлив от удивления глаза, Анджелайн с придыханием спросила:

– За что мне всё это, Ваше Величество? Ведь у меня нет никаких заслуг, кроме тех, что подарены матушкой-Природой.

С теплотой в душе и ласковой улыбкой на лице Людовик ответил:

– Дитя моё, не задавайся этим вопросом, это ни к чему. Просто учись жить счастливо, наслаждайся каждым днём. Не благодари меня и не забывай славить Господа, ведь всё благое в этом мире делается лишь по Его воле, по Его мудрому разумению.

В глазах Анджелайн появились крупные слёзы благодарности к своему всемогущему благодетелю. В порыве сильных чувств она подбежала к королю и нежно, как-то совсем по-детски, обняла его и крепко поцеловала в дряблую серость щеки.

В результате её неожиданного поступка король испытал ни с чем не сравнимое душевное удовольствие, глаза его заволокло слезами умиления. Он был благодарен судьбе за запоздалую возможность получать удовольствие от действий, исходящих исключительно из чистоты помыслов, не имеющих никакой аморальной подоплёки. Приятное тепло медленно разливалось по старческому телу.

Да, безусловно, Анджелайн очень понравилась королю, но он отгонял от себя вспыхивающие искорками в голове похотливые мысли и усиленно убеждал себя в том, что малышка прежде всего желанный объект его отеческой заботы, она не сексуальная игрушка и появилась в его жизни лишь для того, чтобы он смог получить моральное удовлетворение от совершённых им добрых поступков. Но, чёрт возьми, он признавал, что ей удалось очаровать его, пленив ум и сердце. Пребывая в водовороте приятных мыслей, он сидел и смотрел в темноту за окном. Уже была ранняя ночь.

Вдруг малышка с кроткой улыбкой и искренним беспокойством в больших глазах спросила короля:

– Что с вами, государь, почему вы стали таким грустным?

Людовик глубоко вздохнул.

– Со мной то, моя милая, – отвечал он, – что я нахожусь в большом душевном смятении. Я вынужден сдерживаться и скрывать истинные чувства от той, перед кем не имею возможности раскрыться. Первый раз за многие годы я не могу иметь то, чем хотел бы обладать. И именно это немного гнетёт меня, но, признаюсь тебе, гнетёт как-то по-особенному, не терзая совесть души моей.