Неудобные люди

Даня набирался опыта, поднимался по карьерной лестнице, легко отталкивался от одних ступеней, перелетал через другие и приземлялся на третьи, менял компании и должности, но дома всегда старался отдохнуть и потому позволял Ане делать всё, что хочет, лишь бы жизнь оставалась спокойной. Он чаще стал выдыхать, чтобы Аня не закипала и не выдыхала пар. Повелось так, что она решала, куда лететь на отдых, какой устраивать ремонт, кого звать на праздники и что делать на выходных. Шипы одного подстроились под пазы второго.

Аня убрала руку с его руки. Спасибо уже сказала.

* * *

Дима вытаскивает из пасти Элли теннисный мяч Элли. В рытвинах, серый, зелено-мокрый. И кидает его метров на пятнадцать вперед. Легкий, хорошо летает, Диме нравится. Мяч приземляется в снежную жижу и не отскакивает.

И Элли бежит.

И Элли бежит, хотя раньше бы она бежала еще до приземления мяча. Бежала бы, как только Дима занес бы руку. Замечает Дима. Тяжело добегает, хватает мяч зубами и обратно.

Дима тянет руку, чтобы взять у нее мяч. Но Элли выпускает мяч раньше и тяжело дышит. Высунутый розово-белый язык болтается ненужным.

Когда бабушка умерла, Дима не думал о переезде родителей. О том, что будет. Ни о чем таком. Ни о чем. Но в тот день после похорон ему сказали всё, о чем он не думал. Папа больше молчал и тер верх носа, а говорила мама. Она говорила ясно и сильно. Диму отдадут в большую школу. Еще не выбирали какую, но в ближайшее время этим займутся. Жаль, но вышло, что это единственный вариант. Мы будем тебя навещать.

– А Элли? – спросил тогда Дима.

Оказалось, что об этом родители еще не думали.

– Не знаю. Решим, – ответила мама.

– Ее можно тоже?

– Вряд ли. Подумаем, может, можно куда-то отдать или что-то еще. Может, там как-то действительно можно… Что думаешь?

– Не знаю, Ань. Давай завтра позвоним и узнаем.

– Я позвоню и узнаю, ты хотел сказать.

– Да, – нос, нос, нос, взгляд в стол. – Именно. Ты позвонишь и узнаешь. Спасибо.

Дима тогда странно не удивился. Он не подумал, что в жизни просто случается чаще плохое. Что иногда случается хорошее, но это скорее неправильно, и лучше не привыкать. Он о подобном вообще не думал, но что-то такое в его голове пронеслось. Закружилось маленькой тучкой. И тут же ослабло и осело.

Элли поскуливает и тяжело дышит. Дышит и дышит, видно дышит. Пора домой. Понимает Дима. Дима всё понимает: он не нужен. Только Элли и Анастасии Александровне нужен, но их не взять с собой. Да и что туда вообще можно взять? Тетрадь? Хорошо бы взять тетрадь, да.

Бабушке он тоже был нужен. Но теперь бабушке уже не нужно ничего.

Дима с Элли заходят в дом. Дима вытирает Элли лапы. Та хорошо смотрит на него. А потом ложится в стену. Бока медленно поднимаются. Это она так дышит то есть. И отворачивается к стене.

– С Элли что-то, – говорит Дима родителям. А они в кухне, и он пришел к ним. Мама отвлекается от телефона, а папа от ленивой тарелки. – Может… заболела?

– Старая уже, – отвечает мама, кладя глаза обратно на телефон в тонких руках. Там они и лежат. На телефоне.

Папа ставит тарелку в раковину. Проходит мимо стола, проходит мимо Димы и говорит. Да. Так со всеми бывает. Как видишь. Я всё, я спать.

Последнее про всё, я спать он сказал назад Димы, где мама. Дима повернулся и увидел, что мама заканчивает кивать.

Даже не спросили, что именно что-то. Что именно что-то плохо. А просто… Юле и Леше говорить бесполезно. Они Элли никогда не любили. А она никогда не любила их. Она любит только Диму. Хотя вообще она любит всех, но прямо любит-любит только Диму.

Дима возвращается в холл и садится рядом с Элли. Гладит по шее. Та только поскуливает во сне. Дима – нет. Жаль, но Дима не спит.

Самость

Звонок дребезжал как гудок старого паровоза. Насте было даже неловко, что пришлось нажать на него и посредством него издать такой противочеловеческий звук. Но что было поделать.

Никто не открывал, и Настя позвонила еще – и еще раз немного стянулась, даже втянулась куда-то в себя. В углу лестничной клетки бегали тараканы, появляясь из щели и исчезая в ней. Несколько отделились от остальных и кружили по стене, смыкаясь, будто затягивался галстук, петля. Настя отошла. Точно туда приехала? Точно. На то время? Ну да.

Еще два звонка с минутным перерывом, и дверь открылась. Вместо ожидаемых родителей Настя увидела мальчика лет двенадцати-тринадцати, стоял, ширя узкую подростковую грудь во весь проем, готовый не пустить непрошеных гостей в квартиру. Насте он показался смутно знакомым.

Она сверилась с документами.

– Илья?

– Не-ет, – прогудел скрипучим, ломающимся голосом парень.

– А Илья тут живет?

– А вы кто?

– Я приехала из школы, – и Настя представилась. – Из его школы. Приехала поговорить с Ильей Кормовым.

Тестирование. Илья Кормовой, семь лет, временно не может приезжать: сломал ногу, постельный режим. Вела его Наташа, но она заболела, бу́хала в трубку простуженные извинения. Попросили Настю.

– Ну, брат мой это. Вам его надо.