Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах

Кристабель поддержала эту линию, с простодушным снобизмом написав в письме Джесси в 1957 году: «Люди могут предположить, что Энни жила в рабочей робе, в то время как я ни разу не видела ее в ней, и все вы тоже в нерабочее время хорошо одевались. Кроме того, как я всегда говорила, все вы не были типичными работягами. Было бы очень хорошо для страны, будь все рабочие похожи на вас… но, к сожалению, это не так».

На отношения Энни Кенни и семьи Петик Лоуренс неизбежно влияло то, как по-разному сложились их судьбы после Первой мировой войны. Фред Петик Лоуренс стал членом парламента от Западного Лестера, секретарем казначейства и лидером партий, оппозиционных к коалиции военного времени. Он стал пэром и участвовал в переговорах о независимости Индии. Энни тем временем жила обычной жизнью в Летчворте. Богатая пара, похоже, знала об этом; к письмам они часто прилагали конверты с необходимыми марками, чтобы избавить Энни от расходов на ответное письмо. Когда Фред Петик Лоуренс попросил Энни стать соавтором некоторых статей, которые писала Эммелин для Sunday Graphic, он вежливо предположил, что Энни прекрасно знает, какую роль она сыграла в пропаганде движения. «Мы боимся, что все это не даст нам видеться с вами с глазу на глаз, – писал он. – Мы думаем, что вам не стоит так близко к сердцу принимать прошлое. Я горжусь, что мой дед был плотником… Конечно, для истории важно, что в движении были все классы, и леди Кон представляла дворянство, а вам казалось, что вы представляете рабочий класс». Тем не менее гонорара за сотрудничество он ей не предложил.

Пьеса для радиоспектакля «Восстание женщин», написанная в начале 1950-х годов, лишь усугубила ситуацию. Энни уже перевалило за 70, и продюсеры даже не выслали ей текст пьесы, не зная, что она еще жива. Судя по письмам, которые рассылал ее сын Уорвик Кенни Тейлор разным менеджерам на ВВС и драматургу Джилл Крейги, она была потрясена тем, что она предстает в пьесе тупой простолюдинкой с тяжелым акцентом. «Я чувствую, пришло время покончить с вашими фокусами, с попыткой выставить мою мать "фабричной девчонкой"», – писал он редактору ВВС Дональду Стивенсону. ВВС обещала не транслировать пьесу, а Крейги поклялась больше не браться за эту тему, сообщив Уорвику, что «в ней так много героев и конфликтов, что тратишь больше времени на выяснение отношений, чем на написание пьесы».

Серьезный вопрос заключался в том, насколько уязвленной себя чувствовала сама Энни Кенни – и насколько громко от ее лица негодовали другие. В ее бумагах, хранящихся в архиве Университета Восточной Англии, есть заметка за ее подписью, неровным почерком, в которой сказано: «Я, миссис Энн Тейлор, бывшая [sic] мисс Энни Кенни, по причине слабого здоровья даю моему сыну Уорвику Кенни Тейлору полномочия действовать от моего имени во всех вопросах, связанных с публичным представлением моего имени или той роли, которую я лично сыграла в движении суфражисток».

Пролистывая разрозненные документы, я сделала еще одно любопытное открытие. Один отсутствующий в каталоге, неподписанный лист начинался так: «Это очень личное… только семье или кому-то, кто захочет написать настоящую биографию Энни». Содержимое листа было провокативным, как и обещал заголовок, но я не могла сопоставить почерк ни с одним из тех, что видела в коричневых папках. Был ли это почерк Джесси? Или невестки Энни – жены Уорвика? «Когда Энни познакомилась с Петик Лоуренсами, они говорили о ней самым лестным образом, – было написано там. – После того как они покинули движение, их перья будто застыли в нерешительности, и в своих книгах они не посвятили Энни ни одной стоящей строки». По словам автора письма, таким образом они мстили Энни за то, что она встала на сторону Кристабель Панкхерст – против них. Хуже того, Петик Лоуренсы теперь требовали, чтобы Энни помогала им писать материалы Эммелин в газеты, хотя у них было три собственных секретаря. «И Энни, у которой нет служанки, которая сама делает работу по дому, и я, у которой все-таки есть своя жизнь, должны взяться и сделать это за них, потому что они либо были неискренними в отношении Энни перед уходом из Движения, либо так и не простили ее за то, что она не шагала в ногу с ними. И об этом необходимо помнить, глядя на этот сложный узел взаимоотношений».

Эта горечь так знакома мне по собственному опыту участия в феминистской борьбе. Даже память о великом триумфе у суфражисток приправлена оскоминой личных конфликтов. И все же в письме подчеркивается, насколько невероятным был успех. За десять лет в кампании приняли участие десятки Неудобных женщин: домохозяйки и аристократки, фабричные работницы и индийские принцессы. Их союз продержался достаточно долго, чтобы навсегда изменить жизнь женщин, предоставив им избирательное право – и право быть услышанными. Отныне политики должны были или реагировать на проблемы женщин, или видеть их неодобрение в результатах выборов.