Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах

В 1924 году активистка и суфражистка Элеонор Рэтбоун заявила, что террористические действия «угрожали разрушить само движение за право голосовать – для целого поколения женщин». Решительно не склонная к насилию Миллисент Фосетт подходила к делу более разборчиво. Радикальное движение настолько отталкивало ее, что она порвала все связи с суфражистками, и, пока последовательницы семьи Панкхерст планировали взрывы и поджоги, Фосетт вывела 50 000 женщин на мирное шествие в Лондоне. Однако в мемуарах 1924 года «Как я это помню» (What I Remember) она отмечает, что в 1905 году на встрече в Манчестере «вполне уместный и законный политический вопрос» Энни Кенни был проигнорирован. «Мы привыкли, что проходят грандиозные митинги в поддержку женского движения, у нас есть доказательства, что общество сочувствует нам и поддерживает нас, но в прессе, настроенной против избирательного права для женщин, либо вовсе нет упоминаний об этом, либо публикуются небольшие абзацы на последних полосах».

Впрочем, после ареста Кенни и Кристабель Панкхерст «презрительное молчание» сменили «колонки, полные истеричных обвинений, направленных против нашего движения». Суфражисток было легко осуждать, но трудно не заметить. Их действия также увеличили объемы пожертвований в пользу групп мирных и законопослушных суфражисток. Многие из тех, кто утверждал, что их отталкивает насилие, были сродни сегодняшним «диванным экспертам»: они делали вид, что их волнует успех движения, но в действительности никогда и ничем его не поддерживали. Фосетт вспоминала: в 1906 году «один знакомый за соседним столиком, где был званый ужин, прокричал мне, что после возмутительных радикальных выступлений он больше не будет поддерживать избирательное право для женщин. Я спросила, что он уже успел для них сделать». Ответа она не получила.

* * *

В разгар боевых действий Энни Кенни рекрутировала потенциальных поджигательниц на квартире, которую снимала вместе с сестрой Джесси, а Констанс Литтон сидела дома взаперти. Болезнь сердца вынуждала ее ограничивать даже чтение новостей. Когда она вернулась к написанию писем, ее почерк стал совсем другим: ей пришлось научиться писать левой рукой. Не было больше петель и летящих линий – лишь угловатые и вялые иероглифы. Воспоминания, где она рассуждает о состоянии английской тюремной системы, написаны этим «медленным и кропотливым» почерком, как говорила ее сестра Бетти. (Впоследствии Констанс приобрела печатную машинку.) В этой необыкновенной книге говорится не только о суфражистках, но и о других женщинах, пострадавших от рук мужчин и правовой системы, где доминировали мужчины. Одну из них возлюбленный оставил с маленьким ребенком, еще одним младенцем и без всяких средств к существованию. Женщина задушила младенца, чтобы тот не умер от голода, и ее посадили в тюрьму.

Отклик Литтон на эту шокирующую историю намного опережал ее время. Она предлагала ввести систему алиментов, которые государство выплачивало бы матерям, а впоследствии взыскивало с отцов. В 1911 году Констанс писала, что законнорожденные дети умирают, не дожив до года, в два раза реже, чем незаконнорожденные, и предположила, что вторых чаще губят болезни или голод. По мнению Литтон, отсутствие закона о финансовой поддержке детей показывает, что политическая система под управлением мужчин игнорирует нужды женщин. Женщину, убившую ребенка, освободили в тот же день, что и леди Кон, и она дала ей свой адрес на клочке бумаги. Однако больше Констанс о ней не слышала. Когда первые женщины получили право голоса, ряд законов и комиссий, в том числе Закон о замужних женщинах (об алиментах) 1920 года и Доклад Файнера 1974 года, помогли сформировать современную концепцию «защиты детей».

В той же тюрьме Литтон видела, как активистка Лиги освобождения женщин миссис Макдональд упала и сломала ногу. Работники тюрьмы отнесли Макдональд в камеру, отказавшись вызвать врача и провести немедленную операцию, – и она на всю жизнь осталась хромой (одна нога у нее стала короче другой). Многие годы Литтон боролась, чтобы этот ущерб был возмещен. По дороге в тюрьму в Уолтоне рядом с ней сидела проститутка, дрожавшая в тоненьком платьице и боа из фальшивого меха. Но где был ее подельник – мужчина, который платил за секс, размышляла Литтон. Уж конечно, не в тюрьме. Куда ни посмотри, везде она видела, что мир, построенный мужчинами, несправедливо осуждает женщин.

Книгу «Тюрьмы и узники» опубликовали в 1914 году, когда кампания за избирательное право женщин была еще не окончена, поэтому она звучит полемически. Литтон знала, что она сама должна формировать повестку: правительство только и ждет, как бы назвать ее фантазеркой или полностью стереть ее опыт. К тому времени правительство отказалось от политики принудительного кормления. Вместо этого началась игра в кошки-мышки с голодающими протестантами.