Стоупс добросовестно сожгла бо́льшую часть рукописи и начала писать заново. В этот раз получилось лучше, но брак уже дал трещину. «Сексуальная жизнь доктора Стоупс и доктора Гейтса – это полный провал, – пишет ее биограф Джун Роуз. – На публике он обнимал и ласкал жену, смущая ее, он даже засовывал руку ей под одежду». Хотя Гейтс лапал Мэри на людях, Стоупс впоследствии признавалась, что у него были проблемы с эрекцией. К тому же он завидовал ее успеху, его не впечатлили ее подруги – синие чулки, и он чувствовал себя одиноко, будучи иностранцем в Лондоне. Он становился собственником.
В декабре 1912 года Мэри познакомилась с Эйлмером Модом, 54-летним биографом Толстого, который тоже был сексуально неудовлетворен в браке. После двух месяцев флирта и походов на танцы она привезла Эйлмера в Хемпстед с (возможно, неохотного) согласия мужа. Она стала писать Моду письма, что Гейтс «испорченный и неразвитый ребенок», и жаловаться на отсутствие близости.
Получить развод было сложно без признания в измене, которое сделало бы ее виновницей случившегося. (А если она хотела, чтобы ее признали пострадавшей, нужно было доказать, что Гейтс обманывал ее
К началу 1914 года ее личная жизнь превратилась в хаос. В мае, когда суфражистки вышли на марш к Букингемскому дворцу, она собрала вещи и уехала из Хемпстеда. Мэри жила у друзей, а летом – в палатке на побережье в Нортумберленде. Гейтс в конце концов понял, что от него требуется, и отплыл обратно в Канаду.
Когда ее брак распался, Стоупс начала вести сексуальный дневник – она называла его «Схема симптомов сексуального возбуждения в одиночестве». Аккуратно выведенное слово «одиночество» в заголовке подчеркнуто двойной чертой. «Те многие нежности и волнения, которые могут происходить при частичном или полном сексуальном контакте с мужчиной, в эту схему не включаются», – решительно отмечает она. Она регистрировала моменты, когда чувствовала себя усталой или перегруженной работой, и тем не менее ей удавалось достичь «одного или двух оргазмов в эти дни, но они определенно были вызваны действием воображения».
Через месяц ее грудь превратилась в настоящий аттракцион. Чувствительность постоянно менялась; в какой-то момент Мэри «осознавала ее форму», в другой – «груди тяжелели и словно натягивали поводок». Позже она отмечала, что «соски чутко откликаются на прикосновение», а завершила месяц слегка недоверчивым «они и впрямь сильно увеличены в размере». Ее «сексуальные части тела» тем временем то «пульсируют», то «отчетливо пульсируют при воспоминании», то «манят прикасаться к ним, пока не наступит оргазм». Все это записывалось в таблицу и сопоставлялось с ее менструальным циклом[29]
.Мэри Стоупс не повезло: такое недоразумение, как Первая мировая война, помешало ее честным попыткам поделиться этим знанием с миром. Зато военные годы обернулись для нее ураганом литературного творчества: памфлеты, пьесы, статьи, черновики романов, письма Эйлмеру Моду. Ее проза была, мягко говоря, ужасна. Я пыталась прочесть ее пьесу «Наши страусы», поставленную в 1923 году в театре Ройал-Корт, и вынуждена была сдаться: это оказалось невыносимым. Прочитав одно из творений Стоупс, Джордж Бернард Шоу написал: «Я не в силах переписывать эту пьесу, могу только вырезать 20 страниц – просто чтобы показать вам, что следует сделать с остальным. Вы не дали себе труда пошевелить мозгами». Я нахожу в равной мере впечатляющим и ужасным тот факт, что Мэри продолжила писать, невзирая ни на что.
Стоупс также работала над руководством по сексу – «Любовь в браке». Не такая это была женщина, чтобы дать трагедии в личной жизни пропасть даром. Она знала, что трудно устоять перед историей о невинной, образованной «жене-девственнице» из среднего класса, беспомощно наблюдающей крушение собственного брака. В предисловии к «Любви в браке» она писала, что «заплатила ужасную цену за сексуальное невежество, но знания, полученные этой ценой, должны послужить человечеству». Она стала рассылать рукопись друзьям. Один из них предложил опубликовать ее по-французски, что ограничило бы ее аудиторию средним и высшим классом, а значит, вызвало бы меньше осуждения за непристойность. Но Мэри была настроена донести послание до как можно более широкого круга читателей.