Неуютное море

За резолюцию, предложенную Шестаковым, голосовали все, за исключением Геньки. Он сидел презрительно поглядывая на собравшихся, положив ногу на ногу и крепко сцепив на колене руки, искал чьего-нибудь взгляда, сочувствующего или осуждающего, но на Геньку никто не смотрел. Казалось, что его нет в столовой. Его перестали замечать. Даже Тюкин.

Вечером между Шмелевым и Тюкиным произошел такой разговор.

— Погорели мы с тобой, Сашка, как шведы под Полтавой, с этими сознательными, — раздраженно буркнул Шмелев, укладываясь на койку. — Ничего не заработаем. Гонят, гонят, сами не знают куда. Этак пойдем — рейс за месяц кончится. Шарага!

Тюкин неуклюже повернулся, молча посмотрел на дружка и совсем неожиданно для него проговорил:

— Да брось ты! Всё равно. Скорей бы кончался рейс. Того и гляди погибнешь на этих самоходках. Меньше стоять будем — скорей домой попадем.

Шмелев удивленно посмотрел на Тюкина:

— Испугался? Постояли бы деньков двадцать в Юшаре. Смотришь, пара копеек и набежала бы. Больше днев — больше рублев! Ха-ха. А тут кричат, ослы, «без захода», «двенадцать часов»! И ты, кажется, кричал?

— Я не кричал, — неохотно отозвался Тюкин. — Но хлеб надо вывозить. Я-то знаю, что это значит. Работал на поле.

— Эх ты, тюха! Мало ли что надо. Им хлеб надо вывозить, а нам заработать. Вот поедешь без штанов из Сибири, тогда будет тебе хлеб. Давай, вали с Федькой да с Пиварем, уродуйся, гни спину.

— Чего это «гни»? Что заставят, то и сделаю… А ты свинья, Генька, и рвач. Против всей команды себя поставил, — вдруг огрызнулся Тюкин.

— Чего? — вскочил с койки Шмелев. — Чего? Смотри, как заговорил. Ха-ха! Спину не переломи, стараться будешь. А меня не обзывай, по морде схлопочешь. Понял?

Генька снова лег, завернулся с головой одеялом. Но сон не шел. Мысли не давали покоя. Остался один! Никто не поддержал. Тюкин и тот вышел из-под его влияния. Да! Меняются времена.

Не тот пошел моряк! С такими слюнтяями ничего не сделаешь, копейки не заработаешь, администрация всегда верховодить будет. Вот перегонял он «эмэреску»[6] из Ленинграда по рекам в Астрахань. Тогда была житуха. Ребята собрались классные. Капитана сразу взяли в шоры. Когда хотели, тогда останавливались, пассажиров попутных за деньги брали, грузишки кое-какие торговым организациям «подбрасывали», тоже «пенензы» шли. Затянули рейс до осени. Заработали подходяще. А тут что? Капитан со стармехом всем крутят как хотят.

Кажется, впервые в жизни с Генькой случилось такое. Когда он был мальчишкой, за ним вереницей ходили приятели по двору. У Шмеленка всегда водились деньги. Мать давала на «карманные» расходы, Шмелевы жили хорошо. Отец, кустарь-сапожник, изготовлял на дому дамские модельные туфли, прячась от фининспектора. Делал он их отлично, но и брал за пару не меньше семисот рублей. В отдельной квартире, которую занимали Шмелевы, всегда толкались нарядные «дамы». Шмелев-отец, изысканно одетый, принимал клиенток шутливо-небрежно, отпуская тяжеловесные комплименты, но цены на туфли не сбавлял. На Геньку сильное впечатление производили моряки Совторгфлота, изредка появлявшиеся в квартире Шмелевых. Они привозили по заказу отца специальные журналы обувной моды. Моряки были прекрасно одеты, шумливы, курили душистые сигареты, рассказывали чудеса о загранице. О барах, о ревю.

Генька решил стать моряком загранплавания. Окончив кое-как школу, он поступил в мореходное училище. Там тоже нашлись несколько парией, которые считали Геньку «своим в доску» и ходили на его деньги в кино и танцульки. Но в училище Генька продержался всего год. Надоело.

После практики он в училище не вернулся. Поступил кочегаром на пароход загранплавания «Вишера», потом выбрал работу полегче, стал матросом, перешел на другой пароход, плавал на дизель-электроходе «Россия».

Его ничего не интересовало, кроме денег. Помогли любители заграничного, искатели того, чего «ни у кого нет». Он возил им какие-то рубашки, галстуки, дамское белье. Потом переключился на более выгодные товары. Бегал, шептался с темными личностями, создавая себе клиентуру. Кончилось это тем, что Геньку с треском уволили из Морфлота.

Он мотался из одного порта в другой. Ездил в Одессу, в Мурманск, во Владивосток. Поступал на разные каботажные суда то матросом, то кочегаром, но долго нигде не задерживался, — заработки были не те. Шмелев сколотил бригаду котлочистов из таких же гастролеров, как и он сам, но бригада скоро распалась. Ее разъели «внутренние противоречия». Никто, начиная с бригадира, не любил работать, а деньги им даром платить не хотели. И снова нужно было искать подходящее место. Генька Шмелев получил печальную известность в портах. Когда он предлагал свои услуги, знавшие его говорили: «Шмелев? Не связывайтесь. Работать не будет».

Время шло. На висках у Геньки появилась еле заметная седина. Ему исполнилось тридцать два года. А он всё оставался Генькой Шмелем. Никому в голову не приходила мысль назвать его полностью — Геннадий Дмитриевич Шмелев.