Произнося этот короткий монолог, Патрик не спеша раздевался, а оставшись, наконец, совершенно обнаженным, подошел к кровати и, откинув одеяло, лег. Она попыталась было вскочить, но он легко удержал ее, и медленно притянул к себе, несмотря на яростное сопротивление. Подмяв ее под себя, не размыкая кольца рук, он завладел ее губами. Они были холодны и крепко сжаты. Осторожно и нежно вынудив их раскрыться, он проник языком к ней в рот, а свободной рукой ласкал ее груди, умело высвободив из корсажа. Катриона захлебнулась на вздохе, ощутив, как ее захлестывает волна желания, и отчаянно возобновила попытки высвободиться. Она ведь не хотела Патрика Лесли! Ей нужен был только Френсис Хепберн. Даже сейчас она словно слышала его голос: «Ты создана для любви. Нет смысла отрицать это».
И как это уже случалось, тело снова предало ее, и ответило на ласки, хотя сердце вовсе не желало этого. На протяжении всего времени, что муж наслаждался ею, душа ее страдала по Ботвеллу. Гленкирк никогда раньше не занимался с ней любовью с такой нежностью, и это несколько примиряло ее с ним. Тело его ритмично двигалось, а когда он испустил стон облегчения, она сообразила, что не достигла вершины восторга. Он тоже осознал это и, выйдя из нее, но не размыкая объятий, нежно прошептал:
– Теперь поспи.
Катриона вдруг почувствовала такое облегчение в теплых руках мужа, что опять погрузилась в сон.
Они оставались в Эдинбурге еще несколько дней, до тех пор пока Патрик полностью не уверился в том, что Катриона сможет перенести поездку. Все это время он каждую ночь занимался с ней любовью, словно утверждался в своем положении мужа. Дома, в Гленкирке, они появились через неделю после одиннадцатого дня рождения Бесс Лесли. Причем недавняя именинница оказалась единственной, кто не проявил особой радости по поводу возвращения матери.
Джейми, наследнику Лесли, уже исполнилось пятнадцать лет, и он прибыл в родное гнездо из университета на каникулы. Ростом он уже догнал отца, и по тем дерзким взглядам, которые бросали на него девушки-служанки, Катриона поняла, что сын уже успел познать прелести любви. Мысль эта несколько ошеломила ее: ведь ей самой всего тридцать один! Когда она обняла его, он погладил ее короткие волосы и спросил:
– А где твои роскошные локоны, мама?
– Я отдала их королю, – ответила она просто.
Он увидел боль в ее глазах, которую она пыталась скрыть, и прошептал:
– Не огорчайся, мама. Мы все любим тебя и рады, что ты вернулась домой.
Колин и Робби прыгали и кружились вокруг матери, словно щенки, в отличие от шестилетней Аманды и пятилетней Мораг, которые выглядели очень смущенными. Через пару дней, однако, Катрионе удалось их разговорить, скованность исчезла, и отношения стали понемногу налаживаться. Одна лишь Бесс по-прежнему держалась с ней отчужденно.
– Да она просто ревнует! – весело заметила Мег. – Это очень тяжелое испытание для Бесс. Она обожает Патрика, и до сих пор основное внимание он уделял именно ей, но тут в доме появляешься ты, молодая, красивая, – и он проводит почти все время с тобой.
Когда стало ясно, что ночные труды Патрика не прошли напрасно и ей в очередной раз предстоит стать матерью, несчастная графиня случайно услышала разговор Бесс со старшим братом.
– По-моему, это отвратительно, – в гневе заявила девочка, – да еще в ее возрасте! И это после того, что она устроила отцу, сбежав с этим Ботвеллом.
Раздался звук пощечины, а следом – визг:
– Ты ударил меня, Джейми. Ты ударил меня!
– Да, – послышался спокойный голос. – И, мисс ревнивица, получишь еще, если когда-нибудь вздумаешь говорить о маме подобным образом. Мы не знаем, что произошло между родителями, но я знаю, что мама вернулась домой только потому, что любит нас.
– Откуда тебе это известно? – с усмешкой спросила Бесс.
– Узнал случайно. Джон Лесли из Роутсов, мы вместе учимся, как-то подслушал, как его отец говорил дяде, будто Гленкирк получил свою жену обратно только потому, что король пригрозил разорить всех наших родственников, если она не уйдет от Ботвелла.
– Какой благородный поступок! – восхитилась Бесс.
– Ты сущая дура, сестричка, – жестоко высмеял ее Джейми. – Мама отказала королю в… притязаниях, и он таким образом наказал ее – пригрозил разорить всех нас, если не оставит Ботвелла.
– Почему же тогда она зачала от отца, если не любит?
– Насколько я понимаю, чтобы наладить мир в семье. Наша мама достойна уважения, заруби себе это на носу.
Катриону очень удивило услышанное. Оказывается, в Гленкирке знали гораздо больше, чем ей бы хотелось. Ей было ясно, что сердитые рассуждения дочери взялись не на пустом месте, а отражали высказывания взрослых. Догадавшись, откуда они могут исходить, она попыталась исправить ситуацию.